Власть меча

– Опасное оружие! – заявил надзиратель. – Ты ведь знаешь, что никакое опасное оружие нельзя проносить в вагон.

Он поднял нож, сунул его лезвие в щель у окна вагона и сломал нож пополам; потом выбросил обе части наружу сквозь решетку окна за головой Хендрика.

Хендрик не шелохнулся, хотя надзиратель выжидал почти минуту, вызывающе глядя на него. Единственными звуками в это время были клацанье колес по стыкам рельсов и далекое гудение локомотива в начале поезда. Никто из черных пассажиров не наблюдал за развитием этой драмы; все смотрели прямо перед собой невидящими глазами, их лица ничего не выражали.

– А это что за мусор? – спросил надзиратель, поддавая ногой одну из плоских твердых лепешек.

Хотя ни один мускул Хендрика не дрогнул, белый заметил первую искру в черных затуманенных глазах.

«Да, – с ликованием подумал надзиратель, – вот оно! Теперь он отреагирует».

Он поднял лепешку и задумчиво обнюхал ее.

– Хлеб черномазых, – пробормотал он. – Не разрешается. Правила компании – никакой еды в поезде.

Он повернул лепешку так, чтобы она прошла между прутьями решетки, и выбросил ее в открытое окно. Лепешка ударилась о насыпь под грохочущими стальными колесами и разлетелась на куски; а надзиратель хмыкнул и наклонился за следующей.

Что-то щелкнуло в голове Хендрика. Он слишком долго сдерживался, и потеря алмазов привела его в бешенство. Он бросился на белого человека, вскочив со скамьи, но белый надзиратель был к этому готов. Он выбросил вперед правую руку и ткнул концом дубинки в горло Хендрика. А когда Хендрик, задыхаясь и хватаясь за горло, упал на место, надзиратель ударил его по лбу, точно рассчитав силу, чтобы не убить чернокожего; и рука Хендрика упала, и он повалился вперед. Однако надзиратель не дал ему упасть, левой рукой толкнул его обратно на скамью и придерживал, действуя дубинкой.

Она звенела, как топор, бьющий по дереву, отскакивая от черепа Хендрика, разрывая кожу, и кровь вырывалась маленькими фонтанами, яркими, как рубины. Надзиратель ударил его три раза, с точным расчетом, а потом сунул конец дубинки в раскрытый рот Хендрика, выбивая ему передние зубы.

«Всегда помечай их, – таково было одно из его правил. – Помечай так, чтобы они запомнили».

Только после этого он отпустил потерявшего сознание мужчину и позволил ему упасть головой вперед в центр прохода.

В то же мгновение он развернулся на пальцах ног и изогнулся, как африканская гадюка перед смертельным ударом. Держа наготове дубинку, он уставился в потрясенные глаза черных людей вокруг него. А они тут же опустили взгляды и замерли; их тела лишь качались в такт раскачиванию вагона.

Кровь Хендрика растекалась лужей из-под его головы и ползла маленькими темно-красными змейками по полу прохода. Надзиратель снова улыбнулся, посмотрев вниз, на лежащую фигуру, с почти отеческим выражением. Это было прекрасное представление, быстрое и завершенное, точно такое, как он задумал, и белый наслаждался им. Мужчина у его ног был его собственным творением, и надзиратель этим гордился.

Он подобрал остальные лепешки из лужи крови и по одной протиснул их сквозь прутья решетки. Наконец он присел на корточки рядом с лежащим на полу чернокожим и тыльной стороной его рубашки тщательно вытер кровь с дубинки. Потом встал, засунул дубинку за пояс и медленно пошел по проходу.

Теперь все было в порядке. Настроение изменилось, атмосфера разрядилась. Никаких неприятностей больше быть не должно. Он сделал свою работу, и сделал ее хорошо.

Он вышел на наружную площадку вагона и, тонко улыбаясь, запер за собой скользящую дверь.

В тот самый момент, когда она закрылась, вагон ожил. Мозес коротко отдавал приказы, и двое подняли Хендрика на скамью; другие поспешили к баку с водой, что стоял около уборной, а Мозес открыл свой мешок и достал сосуд из оленьего рога.

Другие поддерживали безжизненную голову Хендрика, когда Мозес посыпал раны на его голове коричневым порошком из рога. Это была смесь пепла и сухих трав, растертых в пудру, и он пальцем втирал ее в изорванную плоть. Кровотечение остановилось, и Мозес мокрым лоскутом отер кровь с разбитого рта брата. Потом он положил голову Хендрика себе на колени и стал ждать.

Мозес наблюдал за конфликтом своего брата и белого человека с почти клиническим интересом, намеренно сдерживая и направляя реакцию Хендрика, пока события не дошли до точки взрыва. Он не обладал большой привязанностью к брату. Их отец был человеком процветающим и похотливым, и он регулярно заставлял рожать свои пятнадцать жен. У Мозеса было больше тридцати братьев и сестер. Лишь к очень немногим из них он испытывал чувства более нежные, чем обычный племенной и семейный долг. Хендрик был намного старше Мозеса, и он покинул их крааль, когда Мозес еще не вступил в пору юности. С тех пор до Мозеса лишь доходили слухи о его подвигах, и репутация Хендрика постепенно росла благодаря его отчаянным поступкам. Но рассказы – всего лишь рассказы, пока они не доказаны, а репутацию можно построить и на словах вместо дел.