Серая громада Корабля, отражённая в водах Солёного озера, осталась позади и медленно скрывалась за горизонтом. Впереди тянулись серые просторы Донной пустыни. Однообразные перекаты, ложбины, заполненные мелкой пылью, чахлые кустики пустынных кораллов. Жаркий ветер нёс пыль, потоки илового праха струились, как ручьи, солнце жарило. Когда Корабль скрылся из виду, Аршак велел сменить направление, свернуть круче к северу. Для сендеров и мотоциклетки путь из пустыни был один — через Мост, к нему в конце концов и нужно выбираться.
Ближе к вечеру пришлось остановиться, заправить мотоциклетку. Самоха забеспокоился, хватит ли горючего? Может, бросить мотоциклетку? В сендере Игнаша хватило бы места для карателей. Проводник помотал головой:
— До Моста должно хватить бензина, там заправишься. А самоход в пустыне бросать не годится, пока он на ходу. Вдруг что-то случится, сендер твой заглохнет? Вот тогда его бросим, на эту тарахтелку пересядем.
— Заглохнет? Некроз тебе в рот! — пробормотал водитель Самохи.
Но спорить с проводником никто не стал, в пустыне Аршаку приходилось доверять больше, чем кому бы то ни было.
Йоля сползла на сиденье пониже, чтобы оставаться в тени, но напрасно — солнце уже склонялось к горизонту, и низкие лучи били в сендер сбоку, пронизывая его насквозь. От жары было не укрыться. Ещё пару раз делали остановку — Аршак замечал следы, пересекающие путь беглецов. В первый раз он сразу успокоился — стая катранов пробежала. Во второй — присел над полузанесёнными песком отпечатками, долго разглядывал, что-то подобрал, понюхал, размял пальцами, прошёлся вдоль цепочки следов, прикидывал длину шага зверей. Возвратившись в сендер, заговорил с Угольком. Болтали они на не понятном харьковчанам наречии, спорили, старик напирал, молодой дикарь вертел головой, тряс косичками — возражал, значит.
Аршак объяснил:
— Плохо, людоеды рядом.
— Те, что с бандитами, что ли? — нахмурился Самоха. — Они вроде как заодно были.
— Нет, другое племя. Отпечатков колёс не видать. Всё равно плохо, слишком мало нас, могут посчитать добычей.
— Дядька Аршак, — окликнула Йоля, — а они правда людоеды?
— Не боись, красавица, тебя не сразу съедят, — буркнул старик. — Напоследок оставят, так гадается мне. А так, вообще, человечиной эти черномазые не брезгуют. В пустыне иначе нельзя, еда — она и есть еда. Мало еды в пустыне. Попадётся человек, сожрут и не поморщатся.
Уголёк глянул на девчонку, улыбнулся, показывая ослепительно-белые зубы, и провёл указательным пальцем поперёк горла. Говорить на понятном языке, он, может, и не умел, зато понимал спутников неплохо. Йоля хмыкнула и отвернулась. Ей хотелось плюнуть в сторону противного мальчишки, но во рту пересохло.
— Ехай медленно, — велел Аршак. — Следы смотреть буду. Место для ночёвки смотреть тоже буду. Скоро встанем.
Высматривал место проводник довольно долго, сендеры катили по пустыне, которая медленно из серой превращалась в красную, разбухшее солнце неторопливо клонилось к закату… Наконец Аршак дал знак остановиться. Тяжело выбрался на песок, постоял, принюхиваясь. Когда заглушили моторы, стало совсем тихо, только шуршала просторная накидка проводника, да тихонько подвывал ветерок. Аршак махнул рукой, сидите, мол, и стал, помахивая тесаком, обходить площадку, которую наметил для стоянки. Шагал он медленно, иногда нагибался, всматривался в песок. Потом шёл дальше. В одном месте остановился и ткнул тесаком, провернул лезвие, выдернул из грунта какой-то тёмный ком. Осторожно стащил с тесака добычу, помял твёрдыми чёрными пальцами, поморщился. Отшвырнул. Потом обернулся к харьковчанам:
— Выходите. Не самое лучшее место, но сойдёт.
Сендеры и мотоциклетку поставили кругом, верней, треугольником, на тесном пятачке внутри расстелили брезент, оставив в центре место для костра — так сказал сделать Аршак. Они с Угольком стали бродить вокруг лагеря, подбирали окаменевшие побеги пустынного коралла, сгребали хрупкие иссохшие стебли, оставшиеся после сезона дождей, тёмные твёрдые комочки округлой формы. Собранное вывалили в центре лагеря на песок, Аршак полил тягучей жижей из превращённой в флягу высушенной арбузной кожуры. Пояснил:
— Чтобы не сразу прогорело. Ночью огонь нужен, долго чтобы светил.
Потом поджёг. По жалкой кучке топлива побежали голубенькие огоньки, поднялись клубы вонючего дыма.
— Фу, — сказал Йоля, отодвигаясь подальше.
— А ты думала, как? — Аршак выдавил бледную ухмылку. — Манис — он не цветочками гадит. А другого топлива ты здесь не сыщешь.
Потом позвал ученика и отдал приказ — произнёс несколько слов на языке дикарей. Мальчишка убрался из круга собирать всё, что может гореть.
— Не сожрут его там? — спросил водитель мотоциклетки.
Уже начало темнеть, тени стелились по пустыне, подбирались всё ближе к лагерю, а фары беглецы не включали, берегли энергию. Призрачный бледный огонёк костра, по крайней мере, создавал иллюзию безопасности, возле огня было спокойней.