Неудивительно, что папа римский немедленно объявил Генриха Наваррского еретиком, не имеющим прав на французский трон. Испанский король Филипп II, который, несомненно, был реальной силой, стоявшей за католической лигой, предложил свою дочь Изабеллу в качестве будущей королевы Франции. Под давлением могущественного графа де Гиза, ревностного католика, Генриху III пришлось бежать из Парижа, и католическая лига пришла к власти. Генрих III заключил с Генрихом Наваррским тайную сделку и пообещал сделать его наследником престола, если тот поможет ему захватить Париж. Следующим ходом было убийство графа де Гиза миньонами Генриха III 23 декабря 1588 года. Потом они с Генрихом Наваррским осадили Париж в начале 1589 года, однако, прежде чем наступила развязка, Генрих III сам был заколот кинжалом убийцы, фанатичного монаха-иезуита Жака Климента. Лежа на смертном одре и выкашливая кровь из легких, Генрих III, судя по всему, нашел в себе достаточно сил, чтобы провозгласить Генриха Наваррского своим законным преемником.
Католическая лига отказалась впустить Генриха Наваррского в Париж и вручить ему корону Франции, если он не будет присутствовать на мессе. Именно тогда Генрих обессмертил фразу «Париж стоит мессы!» и снова отрекся от протестантизма во имя государственных интересов. Генрих Наваррский был коронован как король Франции Генрих IV в Шартрском соборе в 1594 году и 22 марта, в день весеннего равноденствия, въехал в Париж на белом коне под восторженные крики толпы.
Из вышеописанного исторического этюда должно быть ясно, что в XVI веке религиозная борьба происходила главным образом между католической церковью и протестантством. Войны с катарами отошли в прошлое, дуалистическая ересь была мертва и забыта, и, хотя протестанты были «еретиками», их убеждения не имели ничего общего с катарами. Действительно, помимо общего антиматериализма религия катаров имела не больше общего с протестантством, чем с католицизмом, и принадлежала, как мы могли убедиться, к традиции гностического христианства, сформировавшегося в Александрии в первые три столетия нашей эры.
В тот же период в плавильном тигле александрийской культуры возникла вторая традиция, тоже претендовавшая на роль хранительницы священного гнозиса, освобождающего душу. Эту герметическую традицию церковь считала «языческой», а не христианской. В отличие от гностической традиции, которая, по нашему предположению, непрерывно развивалась с раннехристианской эпохи до окончательного поражения катаров, свидетельства непрерывного сохранения герметической традиции с V по XV век гораздо труднее отыскать.
[855]На первый взгляд возрождение этой традиции — по крайней мере на Западе — связано лишь с находкой основных текстов, их переводом на латынь в Академии Медичи в 14б0-х годах и последующим распространением в европейских странах. Однако не исключено, что феноменальный успех герметизма в эпоху Возрождения имеет и другие причины, иначе трудно объяснить ту скорость, с которой он проник в самое сердце Ватикана. Создается впечатление, что некая система или организация, уже существовавшая к моменту находки текстов, обладала волей и возможностями для их использования с целью подрыва устоев традиционной церкви.В таком случае Джордано Бруно — вероятно, величайший герметический маг XVI века — был участником заговора (хотя мы можем лишь предположить, что его упрямство и независимость помешали ему действовать эффективно).
Родившийся в 1548 году в городке Ноли в окрестностях Неаполя, он был приговорен инквизицией к мучительному сожжению на медленном огне в 1600 году за то, что в течение 20 с лишним лет пытался изменить картину мироздания, навязываемую католической церковью.
Как мы помним, большинство папских инквизиторов были доминиканцами. По иронии судьбы в юности Бруно сам был доминиканским монахом в одном из монастырей Неаполя, но уже тогда собратья-монахи обвинили его в ереси. Его преступление заключалось в том, что он читал запрещенные труды Эразма Роттердамского и сочинения Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола, где излагалась герметическая традиция. Упрямство и вольнодумство Джордано Бруно не снискали ему популярности в монастыре, где распорядок жизни определялся строгим уставом. В 1576 году, в возрасте 28 лет, он публично отрекся от своего религиозного братства и снял с себя рясу. Узнав о том, что инквизиция готовит дело против него, состоявшее не менее чем из 130 отдельных обвинений в ереси, он благоразумно решил пуститься в бега.
[856]Импульсивный и вспыльчивый, но блестящий ученый Бруно был ревностным герметистом, лелеявшим мечты о полном возрождении «египетской» религии Гермеса Трисмегиста. Но в отличие от довольно слабой попытки Пико делла Мирандолы встроить герметизм в христианскую доктрину с помощью Каббалы Бруно задумал нечто гораздо более радикальное: фактическую замену христианства «магической религией» герметизма.