Властелин Колец

«Я думаю… что для Фродо было не только совершенно невозможно по coбcтвенной воле расстаться с Кольцом, особенно в тот момент, когда оно обрело наибольшую силу, но что неудача эта была предрешена давно. Честь и хвалу Фродо снискал только потому, что принял Кольцо добровольно и сделал все, что было в его силах, телесных и духовных… На первый взгляд, строки из Первого Послания к Коринфянам (10: 12–13) («Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть. Вас постигло искушение не иное, как человеческое, и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести». – М.К. и В.К.

) не совсем подходят к этому случаю; однако все изменится, если под «претерпеванием искушения» понимать сопротивление искушению до тех пор, пока искушаемый остается свободен, пока он хозяин собственной воли. Здесь мне скорее припоминается таинственное последнее прошение Молитвы Господней («Отче наш». – М.К. и В.К.

): «не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого» (в английском переводе последняя часть этой фразы звучит несколько иначе – примерно как «избавь нас от зла (злого)». – М.К. и В.К.

). Избавить от того, что не может произойти, нельзя – такое прошение было бы лишено смысла. Человек может оказаться в таком положении, справиться с которым будет выше его сил. В этом случае (мне кажется) спасение будет зависеть от вещей, по видимости никак не связанных с происходящим, а именно – от святости (в том числе смирения и милосердности) жертвы. Я вовсе не устраиваю «искусственного» спасения: оно вытекает из логики повествования. (Голлуму был дан шанс раскаяться, ответить на великодушие любовью; все висело на волоске – и сорвалось.) Мы видим людей, выходящих из тюрьмы сломленными или душевнобольными, видим, как восхваляют они свои мучения, и редко приходится наблюдать, чтобы к ним снизошло немедленное избавление. Но по крайней мере мы можем судить их по тому, с чем они вошли в Саммат Наур, какими были их намерения, и не требовать от них немыслимых подвигов воли, о которых расписывают в историях, где не обращается никакого внимания на нравственное и духовное правдоподобие.

Фродо «пал». Возможно, с гибелью Кольца многое в памяти Фродо стерлось. Но надо смотреть в лицо реальности: в этом мире существа из плоти и крови не могут сопротивляться Злу до конца, какими бы «хорошими» они ни были сами по себе… ибо Тот, Кто пишет нашу историю, к нашему роду не принадлежит».

В письме к Э. Роналд от 27 июля 1956 г. (П, с. 252) Толкин разъясняет последнюю фразу следующим образом: «…под Автором Истории… я разумею отнюдь не себя: это «Тот, Кто присутствует всегда и во всем и ни разу не назван» (по словам одного критика, сказанным им о «Властелине Колец»)».

В письме к М. Стрэйту (февраль 1956 г., П, с. 233–234) Толкин пишет: «Поход Фродо как часть плана по спасению мира с самого начала обречен был на провал: плачевный конец сужден был также истории смиренного превращения Фродо из обычного хоббита в «благородного героя», истории его превращения в святого. Поскольку мы имеем в виду только Фродо и больше никого, постольку его миссия была обречена на неудачу и с треском провалилась. Фродо «отрекся» – кстати, как-то раз я получил свирепое письмо, автор которого взывал к справедливости и требовал казнить Фродо как предателя, а не воздавать ему почести. Поверьте, что до этого письма я и сам не задумывался, сколь «типичной» может показаться подобная ситуация. Но она сама собой проистекает из сюжета, который я набросал в общих чертах еще в 1936 году. Я не мог предвидеть, что не успею еще я закончить книгу, как мы вступим в темную эпоху, которая по технике пыточного дела и по искусству разрушения личности вполне сможет потягаться с Мордором и Кольцом и на практике столкнет нас с проблемой превращения добрых и честных людей в предателей.

И все же «спасение» мира и «спасение» самого Фродо достигаются благодаря выказанным им прежде жалости и способности прощать старые обиды. В любой момент на всем протяжении Похода благоразумный наблюдатель мог бы предупредить Фродо, что Голлум способен предать его в любой момент и, скорее всего, в придачу еще и ограбит. То, что Фродо, несмотря ни на что, все-таки «пожалел» Голлума и запретил Сэму его убивать, было или чистым безумием, или результатом мистической веры в то, что жалость и великодушие, даже если в этом временном мире они оборачиваются бедой, несут в конечном счете ценность в себе самих. Голлум действительно ограбил Фродо, да к тому же еще и ранил, – но, по «благодати», последнее предательство стало последним звеном в длинной цепи и превратило последнее злодеяние Голлума против Фродо в услугу, да еще такую, какой больше никто на свете не смог бы Фродо оказать. С помощью ситуации, которую создал Фродо, «отпустив грехи своему должнику», Фродо спасся сам и скинул с плеч свое бремя. Высшие почести воздали ему вполне справедливо; кстати, само собой разумеется, что ни он, ни Сэм не стали бы скрывать, как все произошло на самом деле».