Властелин суда

— Независимо от того, что он думал о Пике, когда узнал правду, когда раскрылось, что человек, служению которому он посвятил не один год, был убийцей, Джо любил свою страну и не желал, чтобы она понесла урон.

— Тогда зачем ему понадобился я?

— Потому что вы единственный из оставшихся в живых, который знает, кто такой Эль Профета.

87

Солярий на третьем этаже Белого дома раньше служил комнатой для детей президентов. Там же обычно на каникулах собиралась вся семья. Когда Роберт Пик заступил в должность, дети его уже выросли, и часть бюджетных денег, выделяемых обычно президентской чете на обустройство, они потратили в соответствии со своими вкусами, превратив солярий в помещение, отчасти похожее на личный кабинет, отчасти же — на мемориал Роберта Пика. На темных дубовых панелях были развешаны фотографии, запечатлевшие как рабочие будни семьи, так и минуты отдыха, и в центре каждой был Роберт Пик, сын всеми уважаемого государственного деятеля, достигший поста президента Соединенных Штатов. За толстым стеклом стенных шкафов хранились солидные книжные тома, сувениры, памятные мелочи, грамоты и благодарности, скопившиеся за время выдающейся политической карьеры Пика. Все это перемежалось семейными фотографиями и освещалось мягкой подсветкой. Единственным дополнительным источником света служила старинная настольная лампа — казалось, в комнате этой нарочно сохраняется полумрак, чтобы тайны, скрываемые Робертом Пиком, ненароком не разрушили заботливо созданный образ.

Слоун сидел в полумраке, держа на коленях раскрытую папку; он читал собранные в ней донесения Чарльза Дженкинса, те самые, что подвигли Роберта Пика послать в горы подразделение «Когти» и учинить там расправу. За шесть месяцев, в течение которых Дженкинс наведывался в деревню, тон его донесений становился все более пылким и убедительным. Начав с откровенного неприятия, он перешел к осторожным сомнениям и раздумьям, а кончил — твердой уверенностью. Слоун перечитал одно из донесений:

«События, свидетелем которых я стал, нельзя отвергнуть как не заслуживающие внимания. Атмосферу этих сборищ я не могу назвать иначе как наэлектризованной, похожей на ту, что вызывают наблюдения за паранормальными явлениями. Этот ребенок не просто цитирует Библию — текст Священного Писания льется из него, как вода из крана, так, словно он это сочинил... или же сочинили это для него. Толпы, которые собираются, чтобы послушать его, не просто внимают его словам. Они их впитывают, словно загипнотизированные самой личностью этого ребенка».

Слоуну вспоминались присяжные, и он, думая о сходстве, ощущал неодолимое желание читать дальше.

«Выступления этого ребенка, или, как их называют местные, «проповеди», вызывают все большее беспокойство. Хотя проповедует он лишь мексиканские культурные ценности, смысл его речей — явно антиправительственный. Он отстаивает возврат к основополагающим принципам мексиканской революции — требованиям свобод для бедных и неимущих, предоставления земли тем, кто на ней трудится, национализации мексиканских банков и природных богатств, правительственных субсидий для оплаты жилья и медицинского обслуживания. Все явственнее проскальзывает критическое отношение к правительству и исторически сложившемуся вмешательству США в политику Мексики. Не призывая к насилию открыто, он нередко возбуждает присутствующих до горячего сочувствия ему».