Властелин Урании

И вот там, под куполом, у стола в виде полумесяца с выгравированными на нем латинскими девизами, в компании Христиана Йохансона, бледнолицей совы Ханса Кроля — двух учеников, которым было поручено из комнаты с армиллярной сферой наблюдать за облаками, — да еще третьего, длинноклювого Фробениуса, да голландца с острой бороденкой по имени Йост и еще одного дворянина из свиты шотландского короля, которого его господин оставил у нас из-за его тяжелой болезни, господин Браге, полулежа и привалившись к боку своего любимого пса, то задремывал, то пытался взбодрить присутствующих беседой, а полумрак использовал для того, чтобы освободить свои ноздри от медной нашлепки, открывая взору гостей черную впадину, придававшую его физиономии сходство с ликом призрака.

Он при всех стал донимать меня вопросами. Я долго считал, что, вынуждая такого невежду, как я, рассуждать о материях, слишком явно превосходящих мое понимание, он стремится меня унизить. В самом деле, он под своим кровом умел привести в замешательство тех, кто не разделял его мнения о неподвижности Земли. Данный мной ответ относительно высоты небес уже стал поводом для долгих дискуссий, в последней из которых он столкнулся с Фробениусом. Я так и обомлел, когда он выразил желание послушать, как я стану отстаивать теорию Коперника, выдумывая причины, по каким Земля должна была бы вращаться.

— Но, — пролепетал я, — как же мне доказать то, чего нет?

— Я тебе приказываю. Повинуйся или будешь наказан.

— Если, повинуясь, я проявлю чрезмерное рвение, не буду ли я точно так же наказан?

Он охотно признал, что такое возможно. Студенты и дворяне так и покатились со смеху. Затем он предупредил их, что в моем лице желает выслушать раба, козопаса, скота, чьи сократические суждения помогут истине воссиять.

Снаружи ветер грохотал в медных кровлях, шквалы следовали один за другим с воем более яростным, чем это обычно бывало в восьми каморках под крышей, где ученикам в штормовые ночи никогда не удавалось уснуть (и где в эти самые минуты так жаждал забытья бедный Ольсен).

Таинственными путями сновидения моя сорока, сидя у него на окошке, передала мне его отчаяние, в бездне которого горечь прощания с миром живых смешалась с болью от сознания, что Господин покинул его в час агонии.

Ни разу Сеньор не поднялся по ступеням лестницы, чтобы его утешить. Ольсен никогда бы не подумал, что виновником его отравления был Геллиус, но вчера, обменявшись с ним несколькими словами, я понял, что он считает себя принесенным в жертву «ради процветания науки» и неблагодарного хозяина, даже если последний в том не признается.

— По какой причине, — начал я наконец, обращаясь к этим великим умам, — Земля должна вертеться? А потому, что ежели бы ей пришлось оставаться недвижимой, она бы тем самым нарушила или даже остановила общее коловращение звезд.

— Unde?[10] — вопросил Сеньор. — И что бы с ним стряслось?

— Оно бы прервалось, — отвечал я, забираясь на скамью. Все засмеялись. Я торопливо продолжил — не из тщеславия, а из опасения, как бы меня не прервали:

— Если бы в день, когда дует сильный ветер вроде того, что сейчас свистит у нас над головами, мельнику Класу Мунтхе взбрело в голову, поймав его парусами своей мельницы, вдруг да и застопорить жернов деревянным клином, разве его мельница не развалилась бы? И равным образом если бы одно из колесиков часовой шкатулки господина Браге закрепили в каком-либо навеки неизменном положении, неужто ход всего механизма не застопорился бы? И не сломались бы сами часы? А с другой стороны, если бы Земля не была подвержена влиянию небесных сил, заставляющих ее вращаться, разве наблюдалось бы на ее поверхности хоть малейшее движение? Свистел бы ветер? Кружились бы жернова ветряных мельниц? Грохотали бы волны на песчаном бреге Хусвика, катая камешки, крупные, словно яйца? Нет. Должно быть, одному Господу в его царстве нерушимого покоя дано созерцать сотворенный им мир, не подчиняясь его вечному движению!

Христиан Йохансон вполголоса перевел мою речь Фробениусу, который встал с места, подошел и облобызал меня, как на грех, при Сеньоре. Пахло от него ужасно, по-видимому, он был сильно пьян. Я чувствовал, что их спор вот-вот разгорится снова, однако ничего подобного не случилось. (Вернее, все произошло назавтра, когда, покидая остров, Фробениус в присутствии хозяина помочился в парке, прямо в середину звездообразной шестиконечной клумбы, чем едва не довел Сеньора до апоплексического удара; это состояние настигало его как следствие бешенства, дошедшего до крайних пределов, но тут он приписал его воздействию паров ртути.)