Властимир

Сколько прошло времени, Властимир не знал. Он понял, что дышит, а значит, жив. Голова гудела и звенела, как потревоженный улей. Больно было не только наморщить лоб — казалось, внутри все болит даже от мыслей, что теснились в ней. Воспоминания нахлынули, как вода в трещину плотины — дуб, седой ворон, карлики, драка, потом… Что было потом? Что случилось? Где он? Где Буян?

Подождав, пока боль в голове чуть успокоится, Властимир попытался приподняться, но не смог даже пошевелиться. Более того — все тело от первого же движения так заболело, что он проклял все на свете.

Карлики, похоже, его отделали так со злости, что попался им соперник посильнее их. Князь чувствовал боль во всем теле — и это было единственное, что он чувствовал.

Наставник, обучавший зеленую молодежь, и в том числе княжеского сына, воинской науке, научил юношей умению забывать про боль, заставлять ее уходить прочь. Он говорил: «Болит не от раны — болит от страха того, что будет еще больнее. На любую силу есть большая сила, на боль тоже есть средство. Как заболит что, скажите: „Мать-Сыра Земля, дочь её; Змея. Именем Огня живого заклинаю тебя. Унеси боль за страны дальние, за реки широкие, за горы высокие, на море-океан, на остров-то Буян, спрячь боль под камень бел. Пусть, берет ее тот, кто смел, — кто камень тот отвалит, тот боль мою помянет, кто камень отопрет, тот боль мою возьмет…“»

Произнеся это, Властимир почувствовал, что тело обрело привычную легкость, словно он только что проснулся после долгого сна. Он прислушался к своим ощущениям.

Оказалось, что он был крепко связан по рукам и ногам, как жертвенный теленок перед алтарем. Руки его были безжалостно закручены назад и совсем онемели. Шея после удавки еще болела, грудь стискивал жесткий волосяной аркан. Князь лежал на голой земле, упираясь щекой в сбившуюся траву. Земля была холодной и твердой как камень. Он попробовал двинуть плечами под веревкой, но все было без толку. Он закоченел, тело затекло от неудобной позы.

Над ним завывал ветер, но больше не доносилось ни звука. Властимир долго не решался открыть глаза, боясь увидеть вокруг своих врагов, но время шло, а ничто не выдавало рядом присутствия человека. Вот только, если прислушаться, можно различить какое-то неровное дыхание рядом…

Решившись, Властимир открыл глаза — и чуть не закричал от радости. В двух шагах от него лежал точно так же безжалостно скрученный Буян. Лицо его украшали синяки и ссади, ны, губа была рассечена и покрыта коркой спекшейся крови. Вторую рану прикрывали волосы на лбу. Рубаха на нем была разорвана в клочья. Веревки врезались в кожу, та даже посинела. Но он был жив и в сознании.

Однако это было единственной радостной новостью. Когда Властимир повел глазами по сторонам, он похолодел.

Вокруг расстилалась холмистая равнина. На холмах лишь кое-где росли небольшие кустики и деревья. Леса не было совсем, даже вдали. Где-то неподалеку журчал ручей. Везде, куда мог достать взгляд, были только холмы и равнина, равнина и холмы. И до окоема ни единого признака человека. Ветер гулял вольно, пробирая тело под одеждой.

В животе Властимира не ко времени заурчало, и веки гусляра чуть дрогнули.

— Властимир? — шепнул он чуть слышно.

— Я, — отозвался тот. — Ты жив, друг…

— Жив. Разве я тебя брошу?..

Властимир против воли почувствовал облегчение — если балагур-гусляр еще шутит, значит, рано умирать.

— Долго мы тут лежим?

— Не знаю, — из-за разбитого рта Буян говорил невнятно. — Я очнулся — была ночь… Потом — полдень… А теперь наверное, опять день?

Властимир поглядел на небо:

— Да, позднее утро, должно быть…

— Значит, два дня мы тут… Или больше — я не знаю…

Он открыл глаза, поморгал, привыкая к свету, и посмотрел на Властимира, что лежал на боку напротив него. Вдруг глаза его испуганно расширились.

— Властимир, — выдохнул он. — Гляди…

Тело совершенно не слушалось, но на лице гусляра была такая тревога, что Властимир собрал силы и рванулся, выворачивая шею вбок, насколько смог. Повернувшись, он скосил глаза туда, куда смотрел Буян, и почувствовал, как, несмотря на холодный ветер, по спине потек пот.

На вершине соседнего холма стоял волк.

Вытянув шею и прижав уши к затылку, он внимательно смотрел желтыми глазами на двух связанных людей на холме, и такая злость и вожделение горели в его глазах, что те сразу поняли — зверь уже видит в них добычу.

Появился еще один волк, за ним второй, третий… Затаив дыхание друзья наблюдали, как шестеро зверей подходили все ближе и ближе. Трое волчат семенили позади матери. Они скулили, поджимая хвостики. Было видно, что стая голодна и такая добыча была для нее желанной. Вожак, что показался первым, облизывался, холодным взглядом ощупывая людей.

— Это конец, — прошептал Властимир, опуская голову на землю. — Прощай, Буян. Я надеюсь только, что они не заставят нас долго мучиться… Волк режет сразу…

— Рано ты, княже, о Морене, о смерти задумался, — неожиданно хрипло, словно говорил через силу, отозвался гусляр. — Может, еще обойдет нас стороной она!