Влечение: эротическая сага

Ей вдруг очень захотелось заглянуть за мольберт и посмотреть на то, что родилось у художника. Но она смогла себя пересилить, и пошла в направлении душа. Подойдя к указанному месту, изумилась от увиденной картины.

– А почему он у тебя без дверей? – отдернув запачканную разводами целлофановую занавеску душа, с удивлённым смехом спросила Мила.

– Когда руки в краске, глине и прочей ерунде, не хочется ещё большую грязь разводить… И зачем мне двери? Удобство и экономия. Здесь живу только я и мои работы.

– Какой ты оказывается меркантильный и ещё … бессовестный! – улыбнулась Мила, задёргивая занавеску и видя, что Костя совсем не собирается уходить.

– Прости, – он, как завороженный, никак не мог остановить в себе пойманный на берегу кураж. Услышав, журчание воды в кране, скульптор в миг оказался на своём рабочем месте. Быстро сбросил мокрую тряпку, прикрывавшую гору глиняной массы уже готовой для работы. Нисколько не раздумывая, он начал быстрыми уверенными движениями превращать эту бесформенную глыбу в свой замысел. Через считанные мгновения, буквально на глазах она стала приобретать причудливую форму крыла чайки в бурлящей падающей волне, с ясным очертанием контуров женского лица. Прошло ещё несколько минут, и в его руках основным композиционным началом стал являться профиль женщины.

Константин самозабвенно лепил, прорабатывая нужные детали, отсекая стеками лишнее, и в какой-то момент ясно почувствовал: у него получается задуманный, желанный образ! Он не заметил, как перестала шуметь в душе вода, как Мила вошла в комнату, наматывая на голову полотенце, и остановилась за его спиной. Зачарованная руками художника, она не сказала ему не слова, только с восторгом наблюдала, как на её глазах рождается чудо. Чудо не совсем ясное для неё, совсем непонятное, но как-то по-особенному роднившее её и мастера.

Уже давно высохли её волосы, а тихо расположившаяся на небольшом диване Мила продолжала смотреть на то, как работает мастер. Трудно было оценить, сколько прошло времени, как она оказалось здесь. Что сейчас: поздний вечер или уже глубокая ночь? Понять было невозможно. Тишину в мастерской нарушали всего несколько звуков: скребки инструмента скульптора, его отрывистое дыхание и волнующий, тихий морской прибой. К этим звукам нечаянно стал примешиваться голодный звук желудка, приглашенной под этот кров женщины. Мила слышала его, но ничего изменить не могла. Похоже, что и Костя, через какое-то время услышал голодное урчание.

Он повернулся. Сосредоточенное минуту назад лицо улыбалось. Удовольствие от проделанной работы сияло в его глазах.

– Ай, да, скульптор! Ай да сукин сын! – сказал он сам себе, глядя на Милу.

– Сукин ты Кот! Вот ты кто! Покормил бы девушку. Столько сегодня всего изобразил и сделал, что у меня уже просто нет сил восхищаться тобой и твоей работой. У тебя в этой берлоге есть, что можно съесть?

– Конечно, Милочка, конечно, милая! – он быстрым жестом, боясь испачкать её, увлек в библиотеку. Посадил в большое мягкое кресло поближе к камину, а сам ринулся отмывать руки от глины.

– Я сейчас. Я быстро! – Через минуту из душевой гремел его голос. – Похозяйничай пока! Греби на стол всё, что найдешь.

Мила осмотрелась по сторонам, зажгла свечу, убрала со стола салфетку, под которой оказалась сырная тарелка и ваза с фруктами. На столе стоял небольшой магнитофон. Она включила музыку.

Появился Костя с бутылкой в руках и еще с какой-то вкусной снедью. Его глаза продолжали гореть огнём удовлетворённого творческого возбуждения.

– Тебе понравилось? Правда, понравилось? – он торопливо стал разливать по бокалам красное вино. Потом сел на диван и снова стал с восторгом рассматривать сидевшую напротив него женщину. – Вот как это бывает, понимаешь? Какое-то мгновение, какой-то щелчок в голове, какое-то наваждение и…

– Рождается чудо, – закончила за него Мила, – ты меня сегодня стольким удивил, столько показал, столько рассказал, что я хочу поднять этот бокал за чудо! И за человека, который способен на чудо!

Они выпили и, продолжая нарушать традиции столового этикета теперь уже вместе, набросились на закуску.

Голод утолился быстро, и Костя вспомнил о банальной традиции любого застолья, где промежутки между первыми бокалами или рюмками должны напоминать нана-частицы.

– Знаешь, Лань, а всё это происходит неслучайно. Благодаря тебе. Я почти три года бился с мучившей меня идеей, а сегодня вечером, а именно сейчас, она стала приобретать реальную форму. За тебя, как за музу! С детства и до сегодняшнего дня, девочка!

– И за мастера!