Вопрос адресован Имми.
— Наверное, — говорит она.
Ее сердце словно разбухает от ненависти, от этого давнего яда. Она смотрит, как Эйнсли, пошатываясь, наклоняется и звучно целует Минта в лоб.
— Я как-то спала в гробу Оливера, — говорит Эйнсли, обращаясь к Элин и Имми. Имми теряется, не зная, что должна на это ответить, и Элин, судя по всему, тоже не знает.
Имми чувствует себя так, словно внутри и снаружи ее озаряет свет. Собственные руки и ноги кажутся ей отяжелевшими и медлительными, словно налитыми свинцом, а голова и тело — легкими и пустыми, будто из них все вычистили. Весь яд засох. Превратился в порошок.
А может, ей просто кажется, что именно так должно выглядеть опьянение, которое наступает после изрядного количества абсента? Может, ей стоит выпить воды, принять «Тайленол»?
Когда Имми остается ночевать в доме Эйнсли, они всегда спят в одной кровати. В ванной она держит собственную зубную щетку, на ночь переодевается в футболку Эйнсли и спит в ней. У Имми даже есть любимая подушка, и Эйнсли всегда помнит, какая именно. Утром, если захочет, Имми пойдет домой в одежде Эйнсли. Эйнсли не против.
Они чистят зубы и переодеваются ко сну, выключают свет и ложатся в кровать, и все это время Имми едва может дышать, не осмеливается даже моргнуть лишний раз — а вдруг с ними в комнате Минт? Может быть, он придет. Может, она поднимет взгляд и увидит Минта. Он возникнет на мгновение, а потом снова исчезнет. Она знает, что Эйнсли тоже об этом думает. Эйнсли тоже ждет Минта.
— Это был очень, очень хороший день рождения, — раздается в темноте голос Эйнсли. — Сбылось все, о чем я мечтала. Я получила все, что хотела.
— Я за тебя рада, — говорит Имми. Она говорит серьезно. — Ты заслуживаешь все то, что получаешь.
Имми кажется, что она не сможет заснуть. Она не хочет спать, ей нельзя спать. Она могла бы дождаться, пока Эйнсли заснет, и вернуться на веранду. Может, Минт сначала направится туда. В конце концов, там его тело. Имми пытается придумать, что бы она могла ему сказать, что он мог бы сказать ей. И вскоре Эйнсли действительно засыпает, но и Имми тоже.
Когда она просыпается — посреди кошмара про какой-то сад, — возле кровати кто-то стоит. Парень. Минт. Он смотрит на Эйнсли. Эйнсли спит, приоткрыв рот, и Минт касается ее рта большим пальцем.
Имми садится в постели.
Минт смотрит прямо на нее. Смотрит на нее и улыбается. Касается пальцами собственного рта. Затем он исчезает.
Проходит две недели. Все это время Имми не видит Бойфренда-Призрака. По словам Эйнсли, он где-то рядом. Она считает, он исследует дом. Она то и дело замечает его в разных комнатах. Мелькнет на несколько секунд, а потом снова исчезает. Но почти всегда появляется, как только Эйнсли садится смотреть телевизор. Как правило, во время рекламы.
— Ему нравится смотреть рекламу? — спрашивает Имми.
Они в кафе нагружают топпингами замороженный йогурт. Черника, малина, моти.
— Мне кажется, он очень деликатный, — говорит Эйнсли. — Не хочет отрывать меня от дел, поэтому ждет, когда начнется реклама. Например, я никогда не вижу его в ванной или когда одеваюсь перед школой. С телевизором, наверное, то же самое.
В углу кафе сидит женщина средних лет. Одной рукой она катает взад-вперед коляску, а другой ест. Имми постоянно оглядывается. Она не может определить, кто в коляске: настоящий младенец или Ребенок.
— Значит, он проявляется на несколько секунд… И что же он делает? — спрашивает она.
— Смотрит со мной телевизор. Рекламу. Кажется, ему особенно нравится реклама, где мужчина и женщина едут куда-то в машине. Может, помнишь, там еще дорога идет вдоль моря? Или по холму. Он смотрит рекламу по телевизору, а потом смотрит на меня, — рассказывает Эйнсли. — Просто смотрит на меня. Никто никогда на меня так не смотрел. А потом он исчезает.
Что-то в интонации Эйнсли, в выражении ее лица заставляет Имми сделать то, что делает Бойфренд-Призрак. Она смотрит на Эйнсли настолько пристально и внимательно, насколько это возможно. Эйнсли выглядит так, словно очень плохо спала ночью. У нее потрескались губы, а под глазами — толстый слой неаккуратно наложенного тонального крема. Как будто там, под кожей, она хранит какие-то секреты.
— Ты когда-нибудь видела его по ночам? В спальне?
Эйнсли моргает.
— Нет, — говорит она. — Нет, не думаю.
— Хорошо, — говорит Имми. — Это было бы жутковато. Если б он смотрел на тебя, пока ты спишь.
Эйнсли слегка морщится.
— Ага. Было бы жутковато.