Влияние морской силы на историю 1660-1783

Это первое генеральное сражение со времени боя при Малаге, бывшего сорок лет назад, говоря общепринятым языком, "разбудило" английский народ и вызвало здоровую реакцию. Сортировка офицеров, начавшаяся, так сказать, самим сражением, продолжалась; но результат был достигнут слишком поздно для того, чтобы он мог оказать надлежащее влияние на ход войны. И именно этой несостоятельностью деятельности в рассматриваемую эпоху, скорее, чем видными успехами предшествовавших и позднейших времен, выяснилось общее значение английской морской силы; подобно тому, как какая нибудь драгоценная способность, которою владеет человек, не ценится им, пока она у него есть, но живо им чувствуется, когда, он почему-нибудь ее теряет. Все еще владычица морей, но скорее по слабости своих противников, чем по абсолютным достоинствам своей силы, Англия не извлекла на этот раз из своего господства надлежащих результатов; самый серьезный успех - взятие острова Кап-Бретон в 1745 году - был достигнут колониальными силами Новой Англии, которым королевский флот, правда, оказал ценную помощь, так как для расположенных таким образом войск флот служит единственной линией сообщения. Так же не хорошо, как участники Тулонского сражения, вели себя и офицеры, стоявшие во главе флота в Вест и Ост-Индиях, и в последнем случае это имело результатом потерю Мадраса. С неблагоприятными условиями, лежавшими, так сказать, в самих морских офицерах Англии, соединялись еще и другие причины, мешавшие успехам морской силы ее так далеко от отечества. Положение самой Англии было не спокойно; дело Стюартов все еще было живо, и хотя грозное вторжение в королевство пятнадцати тысяч войск под начальством маршала Сакса (Saxe) в 1744 году, не удалось - вследствие рассеяния последних частью флотом Английского Канала, а частью штормом, который разбил несколько транспортов, собравшихся в Дюнкерке, потопив в море много людей - серьезность опасности проявилась в следующем году, когда претендент высадился в Шотландии только с несколькими сторонниками своими, но опираясь на восстание за него северного королевства. Он успешно вторгся внутрь самой Англии, и беспристрастные историки полагают, что одно время шансы окончательного успеха скорее были за, чем против него. Другим серьезным препятствием для Англии к полному пользованию ее силой было направление, данное французским операциям на суше, и ошибочные средства, употребленные для противодействия им. Пренебрегая Германией, Франция обратилась против Австрийских Нидерландов - страны, которую Англия, исходя из своих морских интересов, не желала видеть завоеванною. Ее коммерческое преобладание прямо подверглось бы опасности переходом Антверпена, Остенде и Шельды в руки ее великой соперницы, и хотя лучшим способом воспрепятствовать этому был бы захват каких-нибудь ценных французских владений в другом месте и удержание их в качестве залога, но слабость правительства Англии тогда и несостоятельность флота ее мешали поступить так. Далее, положение Ганновера влияло на действия Англии, потому что, хотя единственной связью между ними был общий правитель, - любовь этого последнего к его континентальному владению, бывшему для него отечеством, сильно чувствовалась в советах слабого и угодливого министерства. Именно пренебрежение к Ганноверу, выказанное первым Вильямом Питтом, как следствие его сильного патриотизма, раздражило короля и заставило его так долго сопротивляться требованиям нации, чтобы Питт был поставлен во главе ее дел. Эти различные причины раздор в самом королевстве, интересы в Нидерландах, заботы о Ганновере соединились для того, чтобы помешать слишком услужливому и неспособному министерству, страдавшему к тому же рознью в самой среде своей, дать надлежащее направление морской войне и сообщить ей надлежащий дух; но, однако, лучшее состояние самого военного фота и более удовлетворительные результаты его деятельности могли бы сами изменить даже влияние упомянутых причин. В действительности исход войны не привел почти ни к чему по отношению к спорам между Англией и ее специальными врагами. На континенте все вопросы после 1745 года свелись к двум: какая часть австрийских владений должна быть отдана Пруссии, Испании и Сардинии, и каким образом Франция должна добиться мира с Англией и Голландией. Морские державы все еще, как и в старину, несли издержки войны, которые теперь, однако, падали главным образом на Англию. Маршал Сакс, командовавший французами во Фландрии в течение этой войны, охарактеризовал своему королю положение в шести словах: "Государь,- сказал он,- мир прячется за стенами Маастрихта". Этот сильный город, стоя на течении реки Маас, открывал путь для французской армии в Соединенные Провинции с тылу; атаке же с моря препятствовал английский флот в соединении с голландским. К концу 1746 года, вопреки усилиям союзников, почти вся Бельгия была в руках французов; но до тех пор еще, хотя голландские субсидии и поддерживали австрийское правительство и голландские войска в Нидерландах сражались за него, между Францией и Соединенными Провинциями существовал номинальный мир. В апреле 1747 года "король Франции вторгся в Голландскую Фландрию, объявив, что он был обязан послать свою армию на территорию Республики для того, чтобы положить конец покровительству, оказывавшемуся Генеральными Штатами австрийским и английским войскам, но что он не имеет никаких завоевательных намерений и что занятые им местности Соединенных Провинций будут очищены немедленно, как только они дадут доказательства, что перестали помогать врагам Франции". Это была действительная, а не формальная война. Многие пункты в течение года сдались французам, успехи которых склонили Голландию и Англию начать переговоры; они тянулись в течение целой зимы, но в апреле 1748 года Сакс обложил Маастрихт, и это повело к заключению мира.