В это время Людовиком XV был призван к власти новый министр, Шуазель (Choiseul), человек деятельный и энергичный. С начала 1759 года шли приготовления в портах Океана и Канала. В Гавре, Дюнкерке, Бресте и Рошфоре были построены плоскодонные боты для перевозки войск. Намеревались посадить на них до пятидесяти тысяч человек для вторжения в Англию, предназначая еще, кроме того, двенадцать тысяч для высадки в Шотландию. Снаряжены были две эскадры, каждая почтенной силы, одна в Тулоне, другая в Бресте. Соединение обеих эскадр в Бресте должно было быть первым шагом великого предприятия. Но последнее рушилось именно в этой операции, вследствие морского превосходства англичан, а также и вследствие того, что они владели Гибралтаром. Кажется невероятным, что даже непреклонный и самоуверенный Вильям Питт уже в 1757 году предлагал отдать Испании, в вознаграждение за помощь ее в отвоевании у французов Менорки, "сторожевую башню", с которой Англия наблюдает за водным путем между Средиземным морем и Атлантикой. К счастью для Англии, Испания отказалась. В 1759 году адмирал Боскауэн командовал английским Средиземноморским флотом. При атаке французских фрегатов на Тулонском рейде, некоторые из его кораблей были так повреждены, что он отплыл со всею эскадрою в Гибралтар для необходимых исправлений; однако из предосторожности он расставил сторожевые фрегаты через известные дистанции и условился, чтобы они пушечными сигналами известили его заблаговременно о приближении врага. Воспользовавшись его отсутствием и во исполнение полученных приказаний, французский коммодор Де ла Клю (De la Clue) вышел из Тулона с двенадцатью линейными кораблями 5-го августа, и 17-го августа он был уже в Гибралтарском проливе, при свежем восточном ветре, с которым корабли его быстро вышли в Атлантику. Все, казалось, благоприятствовало французам, так как густой туман и наступившая ночь скрывали их корабли от береговых наблюдателей, не препятствуя им в то же время видеть друг друга; как вдруг в близком от них расстоянии вырисовался неожиданно английский фрегат. Как только последний завидел флот, так, зная, что это должен быть неприятель, он направился к берегу и начал сигнальную стрельбу из орудий. Преследование его было бы бесполезным, оставалось одно только бегство. Надеясь избежать погони, которая, как он знал, должна была последовать, французский коммодор взял курс на вест-норд-вест в открытое море, погасив все огни, но по беспечности ли, или по злонамеренности - а на последнее намекает один французский морской офицер - пять из двенадцати кораблей взяли курс на север и вошли в Ка-дикс на другое утро, когда потеряли коммодора из виду. Де ла Клю был сильно смущен, когда увидел на рассвете, что силы его уменьшились таким образом. В восемь часов вдали показались паруса, и в течение нескольких минут он надеялся, что это были его потерявшиеся корабли. Но это были разведочные фрегаты флота Боскауэна, который, в числе четырнадцати линейных кораблей, спешил в погоню за неприятелем. Французы, построившись в линию и держась в крутой бейдвинд, обратились в бегство; но, конечно, их эскадренная скорость была меньше, чем скорость быстрейших английских кораблей. В ту эпоху в английском флоте хорошо было усвоено общее правило для всех тех случаев погони, в которых преследующий решительно сильнее преследуемого; согласно этому правилу, строй должен был соблюдаться лишь настолько, чтобы отсталые корабли могли подойти своевременно на помощь; свалка в таких случаях конечно вполне целесообразна. Боска-уэн и руководствовался этим правилом. Арьергардный корабль французов, с другой стороны, благородно последовал примеру д'Этендюера, когда тот спас конвоировавшийся им караван коммерческих судов. Настигнутый в два часа головным английским кораблем и окруженный после того четырьмя другими, он оказывал им в течение пяти часов отчаянное сопротивление, которым мог надеяться не спасти себя, но задержать неприятеля достаточно долго для того, чтобы лучшие ходоки французского флота успели уйти. Он настолько успел в этом, что упомянутые французские корабли, благодаря повреждениям, нанесенным им неприятелю, и большей скорости своей, избежали в этот день сражения на близкой дистанции, которое могло бы окончиться только пленением их. Когда арьергардный французский корабль спустил свой флаг, у него уже были сбиты все три стеньги, бизань-мачта упала немедленно после того, и корпус его был до такой степени полон водою, что он с трудом держался на поверхности. Де Саб-ран (De Sabran) - таково достойное памяти имя командира этого корабля - получил одиннадцать ран в этом доблестном сопротивлении, которым он так знаменательно иллюстрировал долг и службу арьергарда в деле задержки преследующего противника. В ту ночь два из французских кораблей успели отойти далеко к западу и таким образом ушли от неприятеля, и другие четыре по-прежнему продолжали бегство; но на следующее утро коммодор, отчаявшись в спасении, направился на португальский берег и приткнулся к мели со всеми кораблями, между Лагосом и мысом Сент-Винсент. Английский адмирал последовал за ними и атаковал их, взяв два и сжегши остальные, несмотря на нейтралитет Португалии. За это оскорбление Англия не поплатилась ничем, кроме формального извинения: Португалия была в слишком большой зависимости от Англии, чтобы последняя стала считаться с нею. Питт, сносясь по этому поводу с английским посланником в Лиссабоне, писал, что, успокаивая затронутое самолюбие португальского правительства, не следует позволять ему думать, что взятые корабли будут возвращены французам или что отличившийся адмирал подвергнется взысканию.