Влюбленная Пион

Со дня моей смерти прошло пять недель, и три части моей души разделились навеки. Одна часть осталась в теле, часть, блуждавшая по миру, полетела к табличке, а та, что очутилась в загробном мире, прибыла к Наблюдательной террасе потерянных душ. В этом месте мертвых переполняет такая глубокая печаль и тоска, что им разрешается в последний раз взглянуть на родной дом и послушать, что говорят их домашние. С огромного расстояния я рассматривала берег Западного озера и наконец разглядела родительский дом. Сначала я видела будничные происшествия: слуги опорожняли ночной горшок моей матери, наложницы спорили из-за блюда в форме головы льва, дочь Шао прятала образцы вышивки меж страниц моей копии «Пионовой беседки». Но потом я увидела, как горюют мои родители, и почувствовала острые угрызения совести. Я умерла из- за излишка цин. Я оставила этот мир, потому что охватившие меня чувства подорвали мои силы и затуманили мысли. Я видела, как плачет мама, и понимала, что она была права. Мне не следовало брать в руки «Пионовую беседку». Пьеса заставила меня испытать слишком сильную страсть, отчаяние и надежду, и потому я оказалась здесь, расставшись со своей семьей и мужем.

Папа был старшим сыном, и потому именно он проводил все ритуалы. Его главный долг и ответственность состояли в том, чтобы убедиться, что я похоронена по всем правилам, а на мою дощечку поставлена точка. Мои родственники и слуги приготовили новые жертвенные дары из бумаги — все те вещи, которые могли понадобиться мне в моей новой жизни. Они сделали для меня одежду, еду, дом и книги, чтобы у меня было хоть какое-то развлечение, но они не принесли мне паланкин, потому что мама не хотела, чтобы я даже после смерти покидала свой дом. Незадолго до моих похорон бумажные жертвы были сожжены на улице. С Наблюдательной террасы я смотрела на то, как Шао била палкой по огню и листкам бумаги: это было нужно для того, чтобы отогнать духов, желавших завладеть моей собственностью. Моему отцу следовало приказать делать это одному из моих дядей и велеть ему не жалеть сил, а мама должна была просыпать рис по краям костра, чтобы отвлечь внимание алкавших пищи голодных духов. Шао не удалось отогнать духов, и они украли почти все мои вещи. Мне мало что досталось.

Когда мой гроб поднесли к входным воротам, я увидела Жэня. Второй дядя разбил над моей головой надтреснутую кружку. Это был знак того, что отныне я смогу пить только ту воду, которую пролила за свою жизнь. Я возрадовалась. Во всех уголках усадьбы запускали петарды: они должны были прогнать пришедших за мной злых духов. Меня положили в паланкин — не в красный, как на свадьбе, а зеленый, символизировавший смерть. Процессия двинулась вперед. Дяди разбрасывали бумажные деньги, чтобы обеспечить мне право на вхождение в загробный мир. Жэнь, склонив голову, шел между моим отцом и чиновником Тан. За ними двигались носильщики паланкинов. В них сидели моя мать, тети и двоюродные сестры.

На кладбище гроб положили на землю. Тополиная листва шелестела на ветру, словно исполняя песню призраков. Мама, папа, тети, дяди и сестры подняли по горсти земли и бросили ее на гроб. Когда земля накрыла лаковую поверхность, я почувствовала, что треть моей души навсегда отринута от меня.

Я смотрела и слушала, стоя на Наблюдательной террасе. Они не совершили церемонию брака с призраком. На могиле не стали устраивать банкет. А ведь он помог бы мне представиться новым друзьям в загробном мире и заручиться их поддержкой. Мама так ослабела от горя, что тетям пришлось подсадить ее, чтобы она вскарабкалась в паланкин. Папа шагал во главе процессии, а Жэнь и чиновник Тан шли рядом с ним. Долгое время все молчали. Что можно сказать в утешение отцу, потерявшему свое единственное дитя? Как успокоить жениха, который расстался с невестой?

Наконец чиновник Тан обратился к моему отцу:

— Не только ваша дочь попала под сильное влияние этой ужасной оперы.

Что за странное соболезнование?

— Но она любила ее, — пробормотал Жэнь. Мужчины удивленно уставились на него, и он добавил: — Я слышал, что так говорили о вашей дочери, господин Чэнь. Если бы я имел счастье жениться на ней, я бы никогда не запрещал ей наслаждаться оперой.

Мне сложно описать, что я чувствовала, когда смотрела на него. Ведь совсем недавно мы сжимали друг друга в объятиях, сочиняли стихи, и между нами бежал поток цин. Его скорбь была искренней, и я вновь пожалела о том, что была так глупа и упряма, ведь это закончилось так печально.

— Но она умерла от любовного томления, совсем как та несчастная девушка из оперы! — резко ответил чиновник Тан. Видимо, он не привык к возражениям.

— Действительно, жизнь часто подражает искусству, и не всегда это подражание благотворно, — согласился отец, — но мальчик прав. Моя дочь не представляла жизни без слов и эмоций. А вам, господин Тан, неужели вам никогда не хотелось посетить женские покои и окунуться в глубину цин!

Прежде чем чиновник Тан открыл рот, Жэнь заметил: