Влюбленный Байрон

Растущее отчаяние Аннабеллы проявлялось в ее письмах, в том числе в трепетности, с которой она передавала указания леди Джудит для путешествия Байрона на север: «После того, как Вы доберетесь до Боробриджа, ближайший путь к нам таков: Тирск, Тонтайн-инн, Стоктон, Касл-Иден, Сихэм», — она писала это, воображая, что Байрон уже в пути.

При мысли об их первой встрече она очень нервничала, однако была уверена, что они окажутся достойными восхищения философами с внешне холодными манерами, хотя и отнюдь не холодными внутри. Байрон тоже «трепетал» перед предстоящей встречей. Он сообщил, что возьмет с собой Флетчера, чтобы избавить их от поисков слуги. В Сикс-Майл-Боттоме, который он использовал как свою «гостиницу», его чувства приняли совсем другой оборот, и в письме к леди Мельбурн он признавался: «Я продвигаюсь очень медленно… Пробуду там не больше недели… Я в очень дурном настроении». Следующую ночь он провел в гостинице Уэнсфорда, неподалеку от Питерборо. В Сихэм приехал вечером 2 ноября, на два дня позже, чем его ожидали раздраженные родители и взволнованная невеста.

Аннабелла сохранила этот момент для последующих поколений:

Я сидела в своей комнате, когда послышался стук колес. Я потушила свечу и колебалась, что делать дальше. Мы встретились, когда в комнате никого не было. Он стоял в гостиной у камина. Он не пошел мне навстречу, только взял мою протянутую руку и поцеловал ее. Помолчав, он произнес низким голосом: «Как давно мы не виделись!»

Не в силах справиться с наплывом чувств, Аннабелла покинула комнату и пошла звать родителей.

Однако за обедом Байрон овладел собой, слушал дежурные шутки сэра Ральфа, в семье их называли «крючочками», про блох, лягушек, электричество и свиную лопатку. Леди Джудит отметила неуемное тщеславие Байрона — как он поигрывал своими золотыми часами, пока распространялся о театральной жизни; кроме того, она была потрясена тем, что он не сделал общепринятого при помолвке подарка — не преподнес невесте бриллиантового кольца.

Той ночью, рассказала миссис Клермонт, камеристка Аннабеллы и будущая врагиня Байрона, ее светлость плакала, когда она ее раздевала. Байрон писал леди Мельбурн, что чувства его невесты переливаются через край — сплошь возвышенные эмоции и угрызения совести; вдобавок она каждые три дня чувствует себя больной. У него были большие сомнения относительно того, какая семейная жизнь из всего этого получится, так как атмосфера была чрезвычайно серьезной, а это не сулило ничего хорошего для человека, чей девиз был «посмеивайся и давай смеяться другим». Но кости, как он выразился, были брошены, поверенные уже встретились, брачный договор в процессе подготовки, и теперь ни одна из сторон не могла отступить.

К тревоге Байрона, Аннабелла устроила ему сцену вполне в духе Каро, во время которой он побледнел и потерял сознание. Он намекнул на некую таинственную тень, омрачавшую его прошлое, ссылался на вред, который она нанесла первым своим отказом, за который теперь он взял реванш. Она, ощущая ужасные препятствия, решила разорвать помолвку. В этот-то момент Байрон и лишился чувств, а Аннабелла в ужасе опустилась перед ним на колени. Спустя каких-нибудь сорок лет она описала этот момент Гарриет Бичер-Стоу, потому что, хотя вся ее жизнь в пересказах, письмах и тщательных расследованиях была посвящена самооправданию, она хотела сказать миру, что Байрон все же любил ее. Ей хотелось скрыть свое унижение из-за того, что Байрон так легко обольстил ее.

По ее просьбе Байрон уехал раньше, чем намеревался: жизнь с ним под одной крышей, пока они еще не женаты, как оказалось, действует ей на нервы. В Боробридже он вновь обрел свою галантность. «Душа моя, мы вновь разлучены, потому что расстояние в одну милю столь же огорчительно, как и в тысячу миль», — пишет он, убаюкивая себя обманчивой надеждой, что, когда они поженятся, различия между ними улетучатся.

ГЛАВА XV

Свадебные приготовления и свадебные колокола — все это Байрон назвал «несносной суматохой». В Сихэме испекли торт — Байрону оставалось надеяться, что он не заплесневеет. Сэр Ральф написал эпиталаму; одна из строф была так смешна, призналась Аннабелла, что ей пришлось переписать ее. Письма Аннабеллы к Байрону стали умоляющими: «мой… мой… навеки твоя… я надеюсь получить сегодня хоть строчку от тебя… без тебя мне ничто не мило… эти долгие мрачные дни».