Влюбленный без памяти

– Вы уверены?

– Слушай, – говорит она и… берёт меня за руку. Смотрит на наши переплетённые пальцы. У меня смелый алый маникюр, а у неё аккуратный фрэнч. – Я знаю, что ты на меня обижаешься и считаешь, что я не люблю своих внуков, – говорит она так, что меня бросает в холодный пот, но хочу слушать дальше. Внезапно понимаю, что она чем-то на меня похожа. – Я не нежная бабушка, как и Максим не нежный дедушка…

Мы обе поворачиваемся к нему – он как раз закончил разбираться с билетами и теперь сидит напротив Егора и с серьёзным лицом ему кивает, слушая белиберду на непонятном выдуманном языке.

– …Но мы хотим этим детям лучшего. Всегда. И мы любим их, но не в наших правилах кричать об этом, и я смею предположить, что ты от нас в этом вопросе ушла недалеко. Не выдумывай. Мы не монстры.

– Я не… – впервые в жизни хочу оправдаться, но останавливаюсь. – Простите, вы правы.

– Я как-то сказала тебе про Егора… Прости. Он, конечно, наш, как и все остальные. Я верю тебе, но иногда ты слишком меня раздражала. Я, возможно, не была справедлива, но ты удивишься… я умею признавать ошибки.

Останавливаюсь у дома и понимаю, что на душе легче, чем когда-либо за последние… пять лет. Достаю телефон, нахожу номер мамы и удивлённо пялюсь на него. Мы так давно не созванивались, что его даже нет в “Недавних”. Смотрю. Смотрю. И звоню контакту “Маня”.

Глава 15. Сейчас

Я сижу во дворе в беседке и пью вино, жду Машу и понимаю, что нуждаюсь, чтобы в душе всё угомонилось, прежде чем вернуться в квартиру к Марку. Он сегодня в больнице до самого вечера, вчера я оставила его на ночь одного. Он понимает, какой сейчас год, понимает, что произошло, но всё в его голове причудливо смешалось, и я волнуюсь. Он уверен, что мы с ним разругались. Уверен, что яростно в меня влюблён. Вчера он хотел загнать меня в угол и, очевидно, трахнуть, но я не далась и сбежала. Я не готова, мне кажется, что всё это ложь.

Вчера я почувствовала себя перед ним девчонкой и поняла, что всё запутается, если вот так сдаться. Он же вспомнит. И возненавидит меня. Нет уж.

Маню привёз её мужчина, язык не повернётся назвать парнем. Он взрослый, жутко огромный, дебильный хвостик на макушке, но… красавец. Не поспоришь. И Маша с ним очень правильная, красивая и воздушная девочка с идеальной укладкой и хорошеньким личиком. Они как будто две суперзвезды.

Макс – он же Важный Птиц, он же Мужчина Мани – доводит мою племянницу до беседки и усаживает за стол, а сам окидывает меня с ног до головы пристальным взглядом, будто я под столом могу прятать пушку, чтобы пристрелить его ненаглядную.

– Что? – я развожу руками, а потом ставлю перед Маней бокал и наполняю его вином.

– Ничего, позвони, как закончишь, – говорит он Мане, кивает мне и отчаливает.

Я смотрю ему вслед и понимаю, что он как бы старше меня, а считается мужчиной Машки, моей маленькой девочки.

– Привет, – тихо здоровается она и поднимает на меня робкий взгляд. – Ты чего?

– Просто. Спросить, как ты, – говорю это и понимаю, какая косячница, и как, наверное, во мне Маня разочарована. Несколько дней назад я хотела разрушить её отношения с тем самым мужиком. Не из вредности, а потому что… испугалась. – Испугалась, – произношу вслух.

– Что?

– Я испугалась за тебя. Я испугалась, что ты маленькая и беззащитная, а он большой и страшный. Испугалась, что он поиграется и уедет в свою Америку. И что Марк ушёл – тоже испугалась, потому что тоже виновата. Прости, Мань.

– Неля, – шепчет Маня, глядя на меня во все глаза, а потом делает большой глоток вина. – Всё хорошо, – она кивает и вытирает набежавшие слёзы.

– Не реви, – вздыхаю я.

– Как Марк? – она меняет тему, но я вижу, как подрагивают её пальцы, и как она всё ещё часто дышит, чтобы не заплакать.

– Он не помнит. Последние десять лет. Вернее, он что-то помнит, что-то нет. Что мы решили разводиться – не помнит. Что мы женаты и у нас трое детей – тоже нет. Что я стерва – не помнит. Что я…

– Слушай, – Маша отвлекается от слёз и наваливается на стол. – Вопрос на миллион. А что изменилось?

– То есть? Всё.

– Нет же. Поговори со мной, как со взрослой!

И я охреневаю. Поговори со мной, как со взрослой… Это почти заклинание какое-то, которое вводит в ступор. Мне вдруг становится ясно, что не Соня мой ближайший уходящий поезд, а Маня. Первый ребёнок в моей жизни, которому уже лет столько, что даже папенька отпустил “взамуж”.

Я позвонила сегодня не маме, потому что не чувствовала никогда ее поддержки, и мне правда жаль, но это так. Я позвонила Маше, потому что она была первым младенцем появившемся в моей жизни. И ближайший человек, которого Маша бы назвала мамой – я, не Лара. Не моя мама. Я.

– М… о чём? – я понимаю, что не умею. Я откровенна, максимально. Но, как выяснилось, с Маней есть барьер.