– Я не просила прощения. Ты меня простил? – подалась вперёд, и ремень натянулся. Уже был поздний вечер, сумерки окончательно сгустились, окутав машину, так что я, не стесняясь, отстегнулась и пересела к тебе на колени.
– Что за вопрос…
– Потому что это важно. Я говорила ужасные вещи. И не попросила прощения. А ты тут…
– Намекаешь, что это только из-за…
– Нет, вовсе так не думаю. Просто мне интересно. Важно понимать…
– Ты скучала? – Ты прижался к моему лбу своим, и я засмотрелась, понимая, что не видела глаз глубже и чернее.
– Не знаю… Я ждала твоих звонков… Я ложилась спать после того, как ты звонил.
– Я звонил перед сном.
– Я просыпалась… и я, в общем, ждала звонков, и всё… – Не могла говорить слишком милые вещи, а ты засмеялся, легко целуя мои губы.
– Значит, скучала?
– Да. Скучала, наверное.
– Я очень скучал, веришь, нет?
– Почему так? Мы друг друга не знаем.
– А ты уже меня чуть не убила. – Твой смех вызвал во мне странное чувство – не бешенства, а уюта. У нас будто появилась одна на двоих шутка.
– Мне так странно, будто меня запихнули в чужое тело, – вдруг призналась я. – Понимаешь… Мне странно, что я сижу в машине взрослого парня, что я теперь с ним связана, что я как бы взрослая теперь. Все эти бумажки, графики… Всё это странно. Я еще пару дней назад с папой подавала заявление в институт. Я не умею, наверное, контролировать свою жизнь. Да и не хочу ещё. Меня засунули в чужое тело и хотят, чтобы я в нём жила…
– Тише… тише, всё получится, – шептал ты, целуя и гладя меня. Я чувствовала твою руку на своей голове и чувствовала, что могу вечно так сидеть и обнимать тебя.
– Будешь тут?
– Буду, конечно. Буду.
Мы целовались в машине, будто нет места лучше и, кажется, были вполне счастливы. И пока твои губы были на моих, мне казалось, что я прежняя, что всё как раньше, что мы идём по тёмным переулкам, и я слушаю музыку. Всё было так, как виделось мне все эти дни во сне, и я правда хотела ещё. Хотела чувствовать тебя рядом и не отпускать, и остаться в этой машине, в этом маленьком мирке, в этом коконе для тебя и меня.
Я не любила тебя, наверное, и ты, наверное, не любил меня, но во всём этом “что-то” было. Магическое. Волшебное.
– Чувствуешь? – спросил ты.
– Что?
– Уют.
И таким ты был красивым, так светились твои глаза, и я хотела узнать о тебе всё, как будто словила вирус фанатской одержимости. Твои руки на моей талии и те были правильными.
– Расскажешь о себе всё? Хочу тебя понять.
– Расскажу, – кивнул ты, откинул спинку, и я прижалась щекой к твоей груди… – Мы лежали в машине, я слушала тебя, твой голос и какие-то глупости. – У меня был попугай в детстве, и это мой самый главный грех. Я знал, что нельзя открывать форточку, но был мелким и так заебался за две недели с ним, что оставил её и отпустил ситуацию…
…Ненавидел литературу класса до восьмого, а потом втянулся в Толкиена и от всех это скрывал. Экономил на обедах и покупал книги…
…Лет в пятнадцать почти попал в школьную рок-группу. Не поверишь…
…Бабушка с дедом, не по отцу, а по матери – мировые. Дед генералом был, бабушка педиатром. В общем, я у них…
…Отец у меня, на самом деле…
…Мама как-то…
И это было бесконечно прекрасной чередой историй, будто я подглядывала в чужую жизнь и снимала на старый полароид лучшие моменты, чтобы потом развешать их на прищепках в комнате, лежать на кровати и смотреть. Ты рассказывал, а я представляла. И хотела видеть этого маленького мальчика, которого так все любили. У которого были мама, папа, бабушки и дедушки. Его бабушка не курила в кухне и не пила с внуками вино. Его родители не расставались, не делили никого. Он не знает, что это такое – сидеть на танцах в фойе последней, потому что забыли забрать. Оба. Просто думали, что это сделает другой… видимо, кто-то вообще другой.
Я слушала тебя с наслаждением, я хотела так же. Стать твоей сестрой и жить в твоём светлом доме, в своей светлой комнате, куда всегда может войти мама. На моей двери висели замки – я маме не доверяла.
Родиться бы с тобой вместе, ты был бы моим старшим братом, заботился обо мне и не… умирал.
Или так это не работает?
– Был бы ты моим братом, будь я частью твоего мира…
– Ты уже часть моего мира, – ты пожал плечами. – Отверженных читала?
– Нет, – я вздохнула и убрала жёсткую косичку с лица.
– А мюзикл смотрела?
– Нет, – и снова вздох. – Я необразованная, да?
– Самую малость. – Твой смех завибрировал в моём ухе, прижатом к твоей груди.
– А что там?
– Там Жан Вольжан забирает к себе Козетту – маленькую девочку. И поёт ей, что он для неё теперь будет и мамой, и папой. И теперь вроде бы он у неё есть один за всех.
– Ты к тому, что теперь ты у меня один за всех?
– Видимо, да. – Ты стал гладить и целовать мою макушку, даже подтянул к себе, чтобы коснуться губ.
– Но я не понимаю, почему…
– Будешь теперь всю жизнь спрашивать?
– Наверное, пока не привыкну…
– А что потом? Станет лучше или хуже?