Мне часто говорили, что я холоден, что не умею быть ласковым. Так ли это? Нет. Это не правда. Умею, но не могу себе этого позволить. Если бы они знали, сколько всего в моей душе, но… Я не могу отдавать сокровище тому, кто не способен отличить бриллианта от стекляшки. А они бы, думаю, не смогли.
ЧЕЛОВЕК – ПРИЗРАК
Город задыхался, небо готовилось к дождю и угрюмо смотрело на мир темными глазницами туч. Сим чувствовал раздражение, ему не хотелось сегодня работать, а осталось еще столько незавершенных дел. Да, у него была привычка все доводить до конца, и делать через «не могу», но не сегодня… Он включил как можно громче «Роллинг Стоун», прибавил скорость и дернул в сторону дома. В стекла начали биться мелкие капли дождя, и совсем скоро хлынул ливень. Сим свернул налево и остановился.
Он вдруг вспомнил, как еще школьником назначил свидание одной девочке. Он так тщательно к нему готовился, что даже достал из копилки деньги и приобрел себе новые ботинки. Он считал дни, и вот… Когда настал этот долгожданный час пошел сильный ливень. Сим долго ждал свою леди на скамейке, весь вымок, его новые ботинки испачкались в глине, и на пиджаке не осталось сухого места. На следующий день он сказал ей, что ждал, а она рассмеялась ему в лицо… Потом весь класс потешался над его геройским поступком, он чувствовал бесконечный стыд и злость. С тех пор он перестал назначать свидания и всегда опаздывал на любые встречи.
Он будто вновь ощутил это состояние унижения, его челюсти сжались от жалости и злости. Симеон вспомнил свое чистое доброе чувство, свою наивность, радость от предвкушения встречи… Даже если бы на пути к этой злосчастной скамейке его ждал динозавр, он бы не отступился. А его ботинки! Господи, как он был счастлив, что смог их приобрести, как долго он их рассматривал. И вот… Искренность и чистый порыв привели к стыду. Он понял, что нельзя обнажать сердце, нельзя быть собой. Сим подавил в себе крик и заболел ангиной.
Как можно доверять? – думал он, глядя в заплаканные стекла автомобиля. Каждый день учит тебя обратному: будь один, никому не доверяй, прячь себя.
Сим понял, что началась очередная атака невеселых мыслей и решил, что нужно быстрее на что-то отвлечься, пока они не связали его ум приступом меланхолии.
Он передумал ехать домой, там было красиво, но пусто. Никого, кроме собаки и безмолвных рыб. А ему, он сейчас понял, хотелось чтобы кто-то был, просто был… Не для того, чтобы поговорить, а просто… Человек. Пусть даже немой, но человек. Чтобы можно было, войдя в дом встретиться с кем-то взглядом. Чтобы кто-то ждал.
Но, увы… Он вдруг вспомнил свою мать, с которой общался очень редко (она уже более года находилось в клинике для душевнобольных, куда он периодически, не из желания, а из чувства долга наведывался). Но именно сейчас у него вдруг возникло желание повидаться с ней. Сим сам себе удивился. Он не мог сказать, что любит ее. А если и любит, то какой-то обвинительной любовью-ненавистью. При встрече с ней он всегда чувствовал свою незащищенность, бессилие, ему становилось бесконечно всех жаль, и себя, и мать, и хотелось бросится со слезами вон… Вон из жизни.
Он нажал на газ и направился в клинику.
Вот – ОНА. Худая, расцарапанная временем, согнутая, со слабым дыханием, она все еще стояла на ногах.
– Привет, – он взял ее под руку, и помог сесть.
Она не ответила, – только длинно посмотрела на сына, казалось, равнодушным взглядом.
Узнала она меня? – думал Сим, вглядываясь в знакомые черты. А ему так хотелось, чтобы она его узнала, чтобы сказала «привет, сынок», или хотя бы «привет, Сим».
Да, – думал он, – тебя не было со мною в детстве, и даже в старости тебя тоже нет.
– Мам, – произнес он, – почему ты всегда близко но не рядом… Почему тебя никогда нет?
Сим думал, что она не понимает его слов, старушка все так же безразлично смотрела то на него, то по сторонам.
– Вот, ты представляешь, мне больше сорока лет, я пришел к тебе сегодня потому что не к кому идти… Я пришел, чтобы что-то сказать, и вот, говорю, а меня не слышат. Мне, знаешь, порой кажется, что надо мной просто насмехаются сверху.
Мать полезла в карман, достала из него маленькие часики без ремешка, посмотрела на них, странно улыбнулась, и аккуратно убрала обратно.
Симу захотелось рыдать, ему было так больно. Как ей сказать, что он все-равно ее любит, что бесконечно несчастен, что он так сожалеет… Он понял, что нужно уходить, поднялся со стула и, в том момент, когда он нагнулся, чтобы взять оставленную рядом кепку, Сим вдруг почувствовал легкое прикосновение. Она будто украдкой посмотрела на него и полушепотом произнесла:
– Привет, Сим, – он вздрогнул, ему не послышалось, глаза старушки блеснули каким-то виноватым оттенком и через мгновение вновь канули в безучастную пустоту.
В его сердце поднялся шторм, сотни чувств вдруг вынырнули на поверхность, Сим почувствовал тошноту и выбежал на улицу. Он стоял, облокотившись на капот машины, глубоко дышал, на лбу блестели капли пота.