Влюбленный призрак

– Дело было пасмурным днем. На вашей матери было голубое платье в цветочек, вы были одеты так же, вас можно было принять за сестер. Мой отец подарил вам конфеты, ваша мать не возражала. Пока вы играли в классики, они сидели на скамейке и тайком держались за руки. Вы подошли к ним с вопросом, кто этот господин, ваша мать ответила: «Летний друг, милая». Вы убежали играть, радостная и ни о чем не подозревающая. Потом наступила осень, и вы снова спросили мать, что за человек подарил вам тогда конфеты. Тогда она опустилась на колени и открыла вам правду, взяв с вас слово хранить ее в тайне. В тот год, когда вам исполнилось десять лет, у вас были все шансы на победу в танцевальном конкурсе, но вы поскользнулись на уроке спортивной гимнастики на акробатическом бревне и сломали ключицу. Вы были безутешны, мать повезла вас в Нью-Мексико, чтобы отвлечь. Такие путешествия вдвоем с матерью стали традицией, каждый год вы куда-нибудь отправлялись на День благодарения: в Каньон Антилопы в Аризоне, на Большое Соленое озеро в Юте, в Йеллоустонский парк, в Новый Орлеан, на Ниагарский водопад, в Батон-Руж и на Миссисипи, на гору Рашмор. На ваше шестнадцатилетие вы посетили вдвоем Рим и Венецию. Вы хорошо учились, но были дерзкой, за это вас отчислили из городского колледжа Сан-Франциско. Ваш отец сделал щедрый взнос, и вас приняли обратно. В пятнадцать лет вы болели за хоккей на льду, вашей командой была «Сан-Хосе Шаркс», а не «Сан-Франциско Буллз». Мать подозревала, что вы влюблены в нападающего Билла Линдси.

– Тут она была неправа, я сходила с ума не по этому страшиле, а по Тодду Харви, и не в пятнадцать, а в семнадцать лет… Но откуда вы, собственно, все это знаете?

Официант принес счет в кожаной папке и положил его перед Тома́.

– Это я вас пригласила, мы так не договаривались! – И Манон попыталась забрать счет.

Но Тома́ еще раньше незаметно сунул официанту свою кредитную карточку, теперь ему осталось расписаться и забрать ее.

– Не знаю, как вы провернули этот фокус, я ничего не видела! – возмутилась Манон.

– Вот такой я неуклюжий, – ответил Тома́, вставая.

Задержавшись у соседнего столика, он попросил отца вернуться без него. Раймон вздохнул и исчез.

Манон шаткой походкой достигла своей машины, бросила ключи Тома́ и назвала своей адрес.

«Приус» ехал по Калифорния-стрит. Внутри с первой минуты царило гробовое молчание. Наконец Манон его нарушила.

– В конце концов, почему бы нет? Каждый скорбит как может, если вам понадобилось таким способом продлить отцовское существование – валяйте, ваше право. Я, между прочим, вообще не пью, потому меня так и развезло. Завтра проснусь с кошмарной мигренью, она уже дает о себе знать. Этот вечер будет напрочь вычеркнут из моей памяти.

– Я убеждал себя в том же самом – после того косяка…

– Выкладывайте-ка! – Тяжело дыша, она опустила стекло. – Откуда у вас такие познания обо мне?

Они уже приехали, Тома́ затормозил у тротуара, обернулся, взял с заднего сиденья сумку и положил ее Манон на колени.

– Это ваше.

– Что это?

– Шкатулка, отец хранил в ней письма вашей матери. Если вам удастся найти его письма к ней, то я буду очень благодарен, если вы перешлете их мне. Я тоже написал вам один мейл, только не отправил из страха, что после него вы больше никогда не захотите со мной разговаривать. Я его распечатал, страница на дне сумки.

Манон уставилась на Тома́, неспособная вымолвить ни слова и непонимающая чувства, охватившего ее в момент прощания. Ей хотелось побыть с ним еще, хотелось, чтобы он продолжил рассказ об ее детстве, поведал еще что-нибудь о ее матери. Она забросала бы его вопросами, в этот раз уже без заносчивости и без скептицизма, как ни мало все это дружило с логикой, – лишь бы слышать его голос, лишь бы не возвращаться домой одной. Но Тома́ молчал. Она вышла из машины, сделала несколько неуверенных шагов – и вернулась.

– Я тут вспомнила, что это моя машина.

– Конечно, – виновато ответил Тома́ и отдал ей ключи. – Я провожу вас до дверей.

– Сама справлюсь! – отрезала она и направилась к дому.

– Сомневаюсь, – сказал Тома́ ей вдогонку.

В следующую секунду ему пришлось броситься ее спасать: она медленно сползала по фонарному столбу, к которому прислонилась, чтобы устоять.

Тома́ помог ей выпрямиться, подождал, пока у нее пройдет головокружение, и поддержал ее под локоть, пока она взбиралась по ступенькам.

– Доберетесь до постели?

– У меня студия, добираться недолго. Подождите уходить. что вы имели в виду, говоря, что «дальнейшее было бы осложнено прошлым наших родителей»?

Тома́ внимательно на нее посмотрел, подошел и поцеловал в губы.

– Спокойной ночи, Манон.

19

Пятница, 3 часа ночи

Вернувшись домой, Манон надолго встала под душ, чтобы прогнать хмель. Эта цель была достигнута, но головная боль не прошла.

Натянув длинную футболку, она села по-турецки на ковер и долго смотрела на шкатулку, прежде чем набраться смелости ее открыть. Наконец, сделав глубокий вдох, она подняла крышку.

Вид конвертов, подписанных почерком ее матери, сильно ее взволновал.