Влюбляться лучше всего под музыку

Сажусь на стул, обхватываю голову руками. Через секунду они оба возвращаются в комнату. От взгляда на Лену Викторовну у меня неприятно холодит спину, но женщина выглядит спокойной и даже пытается мне улыбаться.

— Анечка, — вежливо произносит она, — с нашим папой очень плохо. Нужно срочно ехать. И если ты не против, закинем тебя по пути домой. Хорошо?

— Нет, я сама могу. — Закусываю губу. Взгляд не прячу, держусь стойко, даже реветь не хочется. Вроде. — Не стоит. Добегу так.

— Нет-нет, увезем.

Смотрю на Пашу. Он подмигивает мне, берет со стула футболку и надевает. Вот и правильно. От взгляда на его голую грудь мне становится еще хуже.

— Простите, — снова обращаюсь к тете Лене. — Мне жутко неловко, что так получилось…

— Ничего, — устало выдыхает женщина, — надеюсь, в следующий раз увижу тебя в одежде.

Уголки ее губ приподнимаются в подобие улыбки. Мне становится легче. Возможно, даже через какое-то время мы с ней сможем общаться как прежде. Все может быть.

Когда она выходит за дверь, Пашка сразу же хватает меня за талию и прижимает к себе. Низ живота клокочет, требует продолжения, бунтует, горит, плавится от желания. И это даже несмотря на пережитый стресс.

— Что же ты делаешь со мной, Суриков? — Качаю головой и затем охотно отвечаю на его поцелуй.

Наконец, мы размыкаем губы, и Пашка гладит меня большим пальцем по щеке.

— Ты же знаешь, я не хочу с ним общаться, — это он про отца, который оставил их с сестрой, когда обоим было по десять лет, — но пообещал маме. И чего я такой добрый стал в последнее время? Не знаешь?

Он буквально держит меня взглядом. Вот это силища. Я, кажется, даже не моргаю, а сердце опять скачет куда-то диким галопом.

— Потерпи уж. Вдруг он помирать собрался? Ой, прости. В смысле… Поговори с ним, выслушай, не груби. — Забираюсь пальцами в его волосы. — Отец ведь. Мне вот еще хуже. Я своего вообще никогда не знала.

Паша обнимает меня и гладит по спине:

— Прости.

— Ничего, привыкла. — Пожимаю плечами. — Его вроде и не существовало никогда.

— Мы… встретимся завтра? — Паша бросает взгляд за окно. — То есть сегодня уже.

— Ты хочешь? — Вижу, как его глаза плывут от желания.

— Еще спрашиваешь. — Прижимает меня к себе так крепко, словно боится потерять. Или просто хочет раздавить, что тоже возможно, когда испытываешь такие сильные чувства. — Я буду считать минуты до нашей встречи.

Целую его в нос, затем в щеку, скольжу ниже и впиваюсь в губы. Интересно, мы сегодня отлипнем друг от друга? Или срастемся, как два дерева, и нас придется отделять друг от друга бензопилой?

5

Паша

— Сынок, — тихо произносит мама, когда мы останавливаемся у нужного дома.

На самом деле перед нами старый трехэтажный барак, один из нескольких, оставшихся еще в центре города. Их обещали снести лет двадцать назад и с тех пор даже ни разу не ремонтировали.

Через приоткрытое окно в салон заползает сладковатый запах гнилья и помоев. На улице уже светло, но местные алкаши на лавочке и не думают прерывать веселье, начатое еще, вероятно, накануне.

— Мам, — поворачиваюсь к ней. Мы, наверное, первый раз за десять лет беседуем вот так, тихо и спокойно, и, что самое главное, глядя друг другу в глаза. — Я уже взрослый. Я — мужчина. Извини, что так получилось, но не нужно вот этого всего. Не стоит портить все своими нравоучениями.

Ее большие, красивые глаза слезятся.

— Ты для меня навсегда останешься мальчишкой… Пойми…

— Мам, все хорошо, — похлопываю ее по руке, — мы с Аней встречаемся. Я ее люблю, она — хорошая девушка. Тут не о чем волноваться.

— Какая же я, видимо, старая… — Она переводит взгляд на дом напротив. — Сами разберетесь. Ладно. Ты же все знаешь про контрац…

— Ма-а-ам! — Стону я, покрываясь краской с головы до пят, и вдруг понимаю, насколько беспечными мы с Аней были. Уставшие, пьяные, одурманенные друг другом. Мне не хотелось тратить время на поиски резинки, которая должна была лежать в кармане одних из джинсов. Неизвестно, которых именно. Секса у меня не было уже около месяца, так что соображал я тогда не башкой, а явно каким-то другим местом.

Распечатываю новую жвачку, закидываю в рот. Кажется, меня начинает долбить похмелье. Или совесть.

— Ладно, — мама нервно щелкает пальцами, и мне хочется обнять ее несмотря даже на то, что сержусь из-за отца. — Пойдем. Звонили его соседи, тянуть дальше нельзя. Ему нужно сдаваться в больницу, но он ждет своих детей, чтобы поговорить. Машу еле вызвонила, надеюсь, тоже приедет.

— Пошли. — Ворчу я, вылезая из машины.

— И, Паш… — Она выходит и закрывает за собой пассажирскую дверь. — Спасибо, что согласился.

— Угу, — киваю ей и направляюсь к подъезду.

Не будь этой неловкой, да что там, совершенно чудовищной ситуации, произошедшей с нами меньше часа назад, я ни за что бы не согласился прийти к отцу, который бросил нас десять лет назад, будто ненужную вещь. Мне даже слышать про него никогда не хотелось.

Сжимаю руки в кулаки, прохожу мимо компании алкашей, расположившихся с «фунфыриками» возле подъезда на лавочке. Смачно сплевываю в траву, едва почувствовав запах мочи и немытого тела.