Вложения Второго Порядка

Ирина, не отреагировав на его реплику, оживила компьютер. Браузер вывел на экран вид на речку Мойку, что протекает в городе-герое Ленинграде.

От монитора потянуло сыростью.

Живое видео бесстрастно показало, что на этом берегу реки к парапету были припаркованы несколько ладных (заморского производства) машин округлых форм, а на том - прямо у застывшей на миг (точнее до очередного обновления информации) речушки - дома старинные стояли в ряд.

Было там по-утреннему пустынно и безлюдно. Только вдоль машин шёл-стоял одинокий воскресный прохожий-стоялец. А больше ничего там не происходило... В такую-то рань...

Зотов ткнул пальцем в фасад одного из зданий, который был прикрыт огромным рекламным щитом. Изображена была на постере миловидная девушка. Она заучено улыбалась и многообещающе подмигивала, вероятно, имея в виду надпись:

СТРАННЫХ СОБЫТИЙ 23/15

Не смотря на то, что портрет девушки был обработан художественным эффектом "психоделика", - в нём легко угадывались черты Беллы Рудевич.

-- Что, - есть такая улица? - спросил Зотов.

-- Да, минут пятнадцать на машине, - ответила очень удивлённая всем происходящим Ирина.

-- Может в милицию? - предложил Зотов, и по ответному взгляду Ирины понял, что опять предложил очевидную глупость. - А ваша служба безопасности?

-- Я, Дима, как затравленный зверь сейчас, - любой шорох и начнут палить. Не могу я своих людей задействовать, долго объяснять, почему.

-- Значит - я, - решил за неё Зотов, звонко хлопнув ладонями по своим ляжкам. - Ну, что ж, вызывайте такси... Мы верим в мужество отчаянных парней! И это... На включение в программу защиты свидетелей я не рассчитываю, но если вдруг не вернусь, считайте меня умеренным консерватором...

Ничего Ирина ему не сказала, только в глаза посмотрела - как у нас здесь водиться - со значением.

Объяснимся.

Имеющий уши, да отними ты от них свой сотовый телефон и услышь, ибо к тебе взываю!

Истинно говорю тебе: если и есть что-то стоящее на этом белом свете, то это необходимость оставаться всегда и всюду, во всех пределах и вывертах, во всех весях и нострадамусах порядочным человеком. То есть, - человеком, следующим установленному, не знаю кем и когда, порядку вещей. Человеком, который не пытается изменить на свой лад и на кой ляд все эти великие постоянные, благодаря уникальному сочетанию которых и есть мы в этом Хаосе.

Тот наивный человек, который не тужиться изуродовать хотя бы одну из них, даже самую пустяшную, даже в каком-нибудь незаметном сто десятитысячном знаке после запятой, а, наоборот, всячески поддерживает её мораль на пределе своих слабых сил, - и есть порядочный человек.

Ибо только в этом обеспеченном им, пусть тревожном, но постоянстве, в этой удержанной его зубами нравственной константности и может существовать любовь, бесконечная, как число "пи".

Вот, собственно, такова она, центральная мысль этого банального чтива, размещённая автором как раз где-то в центре или, если хотите, посередине текста.

Спасибо за внимание.

Когда Зотов вышел... да, секундочку - вы, конечно, скажите, что автор морализирует избыточно... Скажите, скажите, - чукча сам читатель, - знает... Только если книжка сюжетная пишется, значит должна быть в ней мораль сей басни такова. Без этого мы никак не можем, - все же из шинели вышли. Кто-то из гоголевской, кто-то - из майорской...

Ладно, дальше поехали.

29.

Город, по рытвинам и ухабинам которого везли Зотова на совершение подвига, вряд ли знал о существовании каких-то правил организованного передвижения в пространстве.

Все друг друга подрезали и обгоняли из неправильных рядов, скорости, при этом, не сбрасывая на виражах, - атмосфера была нервной. Добавляли свою долю в этот хаос и пешеходы, перебегающие полотно проезжей части, почему то, не по прямой, а зигзагами, а то и вовсе - не поперёк, а вдоль.

По этой причине, помимо мысли о неоднозначности последствий вступления России во Всемирную Торговую Организацию, Зотова заботила сейчас и другая мысль, - как бы здесь живым остаться?

И чтобы хоть как-то отвлечься, Зотов (как тот пёс Шарик до того как стал человеком Полиграфом) начал вчитываться в разного рода вывески, пытаясь постичь вложенные в них слои смыслов.

Вот, к примеру, господа, слева на неокрашенных воротах коричневый суровый трафарет:

ПРИЁМ ЛОМА

А ниже корявое - кистью неизвестного мастера конца двадцатого века выведенное - объявление:

НЕТ ПРИЁМА

Это как помыслить? Как наглый и вызывающий намёк на неспособность властей навести порядок на чёрном рынке цветных металлов и на цветном рынке чёрных? Мол, против приёма лома нет приёма. Так? Да?

Или такая вот загадка на выставленной раскоряке:

АВТО-СЕРВИЗ

Что это? Шутка халтурщика или шуршащий привет от бабочки Брэдбери?

А как не обмишурится с вон тем развесёлым на обшарпанной стене:

ГОРЯЧИЕ ПОЗЫ.

Пельменная или всё же - бордель? Или не то и не другое? Или то и другое? Сомнения берут. Вдруг, в правду, лупанарий?

Да и как тут не засомневаться, когда под вывеской, у обочины, будто живописной иллюстрацией, пульсировала пёстрая стайка девиц, живущих от себя.