Вложения Второго Порядка

Всем остальным под медленными и по штатски не единообразными облаками были уставшие волны сухого, целлофанно шуршащего песка. Его горбы-дюны бежали вяло-вяло, как будто кто-то натужно катил шары под огромным бледным ковром. Но бежали они в такую даль, что Зотову захотелось завыть.

Он отшатнулся от окна, отошёл на три шага, чтобы за мятой шторой вновь стала видна лишь только одна косая тень сломанной ветки.

И решил: "Напишу когда-нибудь книгу о том и о сём, о всяком таком, про первые попавшиеся дела - всё за ради только трёх этих вздохов и выдохов:

за мятой ширмой

качнулась косая тень

сломанной ветки

Прошептал, будто трижды кистью взмахнул...

И диковинно, но не было в этом его видении ни единого мотылька. Будто негде отложить в русской душе традиционную личинку бабочке-японке? Глупость какая...

А в нейросетях его головного мозга происходил, тем временем, головоломный процесс: анимированная и озвученная картинка А, которую он так живо вообразил, переводилась в ровные столбики иероглифов, а затем иероглифы прочитывались и представлялись в виде некоторой А', которая было проекцией исходной А.

Но эти две картинки, два образа, в зоне стереоскопичности которых он находился, отличались на некоторую дельту, которая зависела от суммы искажений, вызванных плавающим качеством перевода визуального ряда А в закорючки-иероглифы и искажений, порождённых плавающим качеством воображения по созданию визуального ряда А', при их прочтении.

Эта "дельта" была источником раздражения, обусловленного глупым домыслом-саморезом, ввёрнутым в каждый наивный мозг, что существует в природе некая окончательная истина, которая к тому же может быть точно воспроизведена.

Это было похоже на то, когда тебе предлагают найти десять отличий на двух рисунках, а ты не в состоянии найти ни одного, притом что видишь - рисунки различны, и таки доводишь себя до отупения, исступления и полного нервного истощения.

Самым удивительным было то, что за рамками создания этого мыслеобраза, Зотов не имел ни малейшего представления о жучках-иероглифах, но внутри этого процесса он сумел, тем не менее, заметить ошибку: вместо знака "коку" - "чёрное" был в столбик вписан иероглиф "тако" - "бумажный змей". Значит, какой-то участок мозга постоянно и усердно контролировал работу другого.

Но ещё диковинней, что каким-то специальным участком (набоковским "последним наблюдателем"?) он услышал, что внутренним своим голосом произнёс "коку" как "кокю", что испокон означало "состояние особой внутренней наполнености самурая" (близкий эквивалент - "боевой дух"), и это было принято им за фрейдистскую оговорку, поскольку...

31.

Поскольку стемнело, наступило что-то, напоминающее сумерки, и зажгли через раз фонари, - пришла пора переходить, наконец-то, к активным боевым действиям. Как они там говорят в информационных сводках: "Операции перешла в заключительную фазу".

Кстати, вы запомнили, что их машина была чёрной? Так вот, - забудьте. От греха подальше.

А воевать не тянуло.

Чтобы хоть как-то укрепить себя и поднять этот самый свой "боевой дух", решил обратиться с просительной молитвой, но поскольку канонов не ведал, почёл какую-то отсебятину:

Господи,

Прокляну Скорсезе и Иуду,

Поверю в чудеса Иисусовы,

Горькую больше пить не буду,

А если буду, то стану закусывать.

Возлюблю ближнего, а заодно и далёкого,

Не буду рифмами злить дураков,

Врать не буду и читать Набокова.

Ныне. Присно. Во веки веков

Только позволь мне, Господи, дело сделать, да при этом никого не загубить и самому погибель не принять.

Впрочем, не моя воля, но твоя да будет.

Аминь.

Чтобы проверить действенность прошения, взглянул пристально на виселицу ближайшего фонаря, и силу великую в себе почуял, - лампа за грязным стеклом вдруг вспыхнула ярко-ярко и разлетелась с хлопком. Где-то очень далеко облегчёно вздохнула Братская ГЭС. Матёрые мужики-сварщики разразились ненормативщиной, после чего грязно заматерились.

Получилось. Готов. С Богом! - и направился решительно в подъезд. Проходя мимо всё ещё богохульствующих мастеровых, поинтересовался:

-- В чём проблема, добрые люди?

-- А проблема в том, мил человек, что жизнь аналогова, а сознание дискретно фигня выходит, - ответил пролетарий, сидящий (как Папанин на льдине) на огромном ломте выдранного асфальта.

-- А что поделать, сколь ещё лугов некошеных, - развёл Зотов руками и вошёл в подъезд чужого дома.

-- И то, - согласился пролетарий, подтолкнув его в спину взглядом.

В подъезде, чтобы, вероятно, ничто не отвлекало от раздумий, царил полумрак, а Зотов действительно слово за слово = ступенька за ступенькой размышлял.

О том, как это так сумеет он, - человек с такой тонкой душевной организацией, человек с таким глубоким внутренним миром, человек с такой насыщенной интеллектуальной жизнью, человек, который, в конце концов, плакал, когда умерла мама оленёнка Бэмби, - как он вот такой пушистый сумеет сделать сейчас кому-то больно, хотя бы и по острейшей жизненной необходимости?

Не хорошо это. Неправильно как-то...