Вместе

Дорогие друзья Американской почтовой службы! Если я выиграю, я буду бороться за сохранение этого главнейшего столпа демократии. Мы имеем все права на конфиденциальность нашей переписки, цифровой или аналоговой…

Дилейни перевернула листок.

Тома Голету в президенты.

29

Устранение угрозы

Том Голета был популярен у “эластичных”. Он планировал посетить “Вместе” и по мере приближения этого дня выступал все чаще, а его речи становились все более яростными. “Эластичные” вместе смотрели его выступления, а после бурно обсуждали каждое его новое предложение.

Ему особенно удавались короткие заявления, ясные и иногда даже лирические, которые он обычно произносил, стоя перед камерой в рубашке с коротким рукавом, озабоченно наморщив лоб.

– Монополия, – сказал он однажды, – это такое же антиамериканское явление, как коммунизм, как госизмена, как массовые аресты. Все это – посягательство на наши свободы. Монополии уничтожают малый бизнес. Они безжалостно и крайне эффективно убивают семейные магазины.

Дилейни вспомнила магазинчик своих родителей. Там ей позволяли лазить и бегать повсюду. Она помнила запах свежего разливного молока в кладовке, солнечное сияние сладких перцев и мандаринов. Помнила, как вскарабкивалась на мешки с кофе в подвале, помнила, как родители поручили ей раздавать конфетки детям. Все в магазине было криво и косо, ценники выцвели, прибыль – сплошные слезы. Но и родители, и покупатели любили это безалаберное, однако такое уютное место. И все было хорошо, пока не появилась “Народная Еда”.

– Если мы согласны с тем, что Соединенные Штаты – это государство, построенное на свободном предпринимательстве, – продолжал Голета, – то мы должны согласиться и с тем, что монополии – это враг свободного предпринимательства.

Камера отъехала назад, и стало видно, что Голета стоит на Мэйн-стрит, когда-то очаровательной, а теперь превратившейся в кладбище заколоченных витрин.

– “М” убила главную улицу в этом городе, как и в тысячах других. Но почему? Потому что мы позволили монополии вырасти, как сорняк, и уничтожить все остальные виды.

Камера вновь приблизилась.

– Монополия – это диктатура в деловом костюме. А “м” – это монополия. Я – Том Голета, и я выступаю за малый бизнес. За свободное предпринимательство. За свободу. Голосуйте за меня!

– Я не понимаю, – сказала Джоан. – Я думала, он демократ. С каких пор демократы осуждают коммунистов?

– Мне кажется, говорит он блестяще, – сказала Ро.

Дилейни была согласна с ней. Каким-то образом Голете удалось сделать своим знаменем свободное предпринимательство, которое раньше отстаивали преимущественно консерваторы.

– Кому есть дело до монополий, когда планета гибнет? – спросила Берит. – Аргумент из прошлых веков. Именно ничем не сдерживаемый капитализм положит конец нашему виду. Разве это не очевидно?

– Но все это так бессмысленно, – сказала Джоан.

– Что именно? – не поняла Джемма.

– Все эти выборные кампании. Они тратят сотни миллиардов долларов, а результат уже все равно предопределен партийной принадлежностью.

– Джоан хочет, чтобы ТУ занялось политикой, – объяснила Берит, повернувшись к Дилейни. – Ты отмечаешь, в какой ты партии, и должен всегда голосовать в соответствии с этим. Если отклоняешься от курса, получаешь “Ты Уверен?”.

– Или тебе звонят из “СооПреда”, – добавила Ро.

– А что не так? – спросила Берит. – Политическая принадлежность – уже часть твоего профиля предпочтений. Почему бы не разработать что-то вроде автоплатежа?

– Автоголосование, – подсказала Дилейни.

– Именно. Так демократия станет гораздо разумнее, – одобрила Берит.

– Ты автоматически голосуешь в соответствии с курсом твоей партии, как бы он ни колебался, – сказала Джоан. – Побеждает тот, у кого больше избирателей. И ты всегда знаешь, что происходит. Никаких неожиданностей.

– А как же неопределившиеся? – спросила Ро. – Независимые?

– Усыпить их всех, – рассмеялась Джоан. – Но серьезно, весь этот хаос, хрень полнейшая, только мешает государству. Два года на каждую президентскую кампанию. С ума сойти.

– Когда Голета приезжает? – спросила Берит.

– В пятницу, – ответила Джоан. – Я добыла нам хорошие места.

Кому первому пришло в голову организовать этот визит, осталось неизвестным. Голета объявил, что посетит кампус, и его штаб представил это так, что он сам попросил, скорее даже потребовал, а “м” не смогла ему отказать. Но потом появилась другая версия, согласно которой именно компания проявила инициативу, стремясь подружиться с Голетой, чтобы потом склонить его на свою сторону, соблазнить или подкупить (в совершенно законной форме пожертвования), как она уже проделывала это ранее с тысячами избранных и неизбранных лидеров – с неизменно положительным результатом.