Вместе

Он потрусил к Хижине и вернулся с конвертом. Письмо было написано от руки, аккуратным почерком. Конечно же, от профессора Агарвал. После того как Дилейни окончила колледж, они время от времени писали друг другу, Дилейни сообщила ей о своем переезде в Калифорнию и начале работы в “Факторе 4”, но ответа от Агарвал не было уже год.

– Твоя профессорша? – спросил Уэс.

Он хорошо знал профессора Агарвал – заочно, по рассказам Дилейни. Именно на ее теории – и, что не менее важно, на ее праведный гнев – они опирались в своих планах по уничтожению “Вместе”.

– Не обращай на меня внимания, – сказал Уэс и, прикрыв глаза, подставил лицо солнцу.

Дорогая Дилейни!

Недавно я узнала о твоей работе в компании “Вместе”. Я решила написать тебе обычной почтой, чтобы письмо не перехватили. Я боюсь, что иначе это может попасть в какую-нибудь базу данных и сработает против тебя.

Должна тебе сказать, я несколько ошарашена. Не то чтобы мне казалось странным, что кто-то из моих учеников пошел туда работать, – кажется, там уже не меньше половины моих выпускников. Но только не ты!.. Ты же всегда относилась к технологиям с подозрением. До твоего диплома, конечно, который крайне меня удивил – ну ты об этом знаешь.

Ты именно поэтому всегда мне нравилась. Ты умела размышлять. Ты видела фундаментальные перемены, происходящие в обществе, видела, как мы превращаемся из уникального вида, гордящегося своей независимостью, в сообщество, радостно готовое смириться и подчиниться в обмен на бесплатные услуги.

Теперь ты работаешь там – в организации, которая порождает рабов. Я старый человек, поэтому не боюсь говорить что думаю. Мне кажется, ты достойна большего. У меня сердце кровью обливается, когда я представляю тебя там, когда думаю, что они подчинили еще одну бунтарскую душу.

Пожалуйста, беги оттуда!

Всегда твояАгарвал

Дилейни сложила письмо, в горле встал комок. Такое происходило всегда, когда она чувствовала свою беспомощность. А сейчас она сознавала, что не может ничего рассказать профессору Агарвал, как бы ей того ни хотелось. Она даже не может написать такое же бумажное письмо в ответ – риск слишком велик.

Агарвал – радикалка, непредсказуемая, да что там, даже слегка сдвинутая. Дилейни вспомнила, как профессор вышла в кампусе на одиночный пикет против видеонаблюдения. Стояла, маленькая и решительная, и полным яда голосом декламировала в огромный мегафон. Она обвиняла колледж в том, что он установил слежку во всех общественных местах кампуса. Дилейни была в числе трех десятков человек, слушавших ее. Агарвал говорила, что в кампусе почти две тысячи камер, что “Сфера” продала их колледжу с огромной скидкой, что все записи доступны местной полиции и принадлежат “Сфере”, что они хранятся где-то вне кампуса и их можно использовать как угодно, что они синхронизированы с местной сетью онлайн-банкинга (наличные там были запрещены), что жизнь каждого студента записывается и отслеживается практически круглые сутки. Их оценки, рейтинги и посещаемость попадают в единое цифровое досье, к которому имеет доступ пугающе большое число сотрудников университета.

– Если за вами наблюдают, – кричала Агарвал в мегафон, – вы не свободны! Человек, за которым постоянно следят, не может быть свободен!

Студенты торопливо шли мимо, закупорившись наушниками.

– Не существует ни безопасного асбеста, ни безопасного видеонаблюдения! – надрывалась Агарвал. (Старшекурсник с кафедры антропологии направил на нее камеру телефона.) – Этот колледж не имеет права вас снимать, нигде и никогда! (Идущие мимо уже обходили ее по большой дуге.) Студенты, я умоляю вас очнуться!

Никто не очнулся. Студенты привыкли к видеонаблюдению еще с детского сада. Родители знали, где их дети, в любой момент, и это было само собой разумеющимся – они просто никогда не жили иначе.