Вместе с комиссаром

Семка не обращал внимания на все остальное, хранившееся на чердаке, и даже когда мать посылала за веником — а веники висели напротив колбас на другой жерди, — не на веники смотрел он, а на колбасы.

Да и не диво. Семь недель великого поста трудно было выдержать мальчонке. Сиди день за днем на картошке, капусте да квасе. Даже постное масло для приправы бывало редко.

Но однажды Семка повеселел. Как-то, раненько встав, мать сказала:

— Ну уже скоро, Семочка, пасха. Несколько всего деньков осталось. А придет божий святдень, тогда все можно.

И после этого, когда мать посылала его за чем-нибудь на чердак, он держался стойко и даже улыбался, потому что скоро его мучениям конец.

Вот пришел и предпасхальный день. Мать наварила яиц, покрасила их луковой чешуей, завязала в платочек и послала Семку ко всенощной в церковь, чтоб освятил святой водой. «А почему бы мне не освятить и кусок колбасы, — подумал Семка, — она ж, верно, будет еще вкуснее?» Подождав, когда мать отлучилась из хаты, он быстренько смотался на чердак, отломил от самого толстого кружка добрый кусок и спрятал его в карман свитки.

Ко всенощной мальчишки шли быстрым шагом. До церковки, что красовалась на взгорке большого села, было верст пять. Уже повернуло к весне. Земля очищалась от снега, только кое-где по лощинам меж густого кустарника еще лежали снежные заплаты. Слышался на вершинах деревьев грачиный грай. Во рвах журчала вода. У всех ребятишек были узелки с яйцами для свячения. А у Семки к тому же еще и тайный кусок колбасы, которой он думал полакомиться сразу же, как батюшка покропит. Тогда ведь уже не будет греха!

На погосте у церкви было много народу. Понятно, сошлись со всех окрестных сел. Вечером началось богослужение. Когда все двинулись в церковь, в ней, небольшой, деревянной, стало тесно. Семка с ребятами стояли сзади. Им даже не видно было батюшки, только слышался его хрипловатый голос да хор с клироса. Прошло некоторое время, стало душно. Семка почувствовал, что онемели ноги. Захотелось выйти на волю, и он, тихонько пятясь, добрался до паперти, потом повернул на погост. Пощупал карман, на месте ли колбаса, а то боялся, на вытащил ли кто из мальчишек в тесноте.

«Есть!» — обрадовался он. И так захотелось Семке поглядеть сейчас же на этот заманчивый кусочек! Он тихонько пробрался в конец кладбища, где, спрятавшись за кустарником, развернул льняную тряпочку и полюбовался. Однако опять старательно завернул, чтоб как-нибудь не согрешить. Вспомнил страшную икону, что висела у них в красном углу: на ней был нарисован ад, на большой поленнице дров жгли грешника, а вокруг хохотали страшные, хвостатые и рогатые черти, подкладывая еще и еще коряги. А самый главный черт, сатана, подцепив грешника за язык вилами, тащил его неведомо куда…

И хотя у Семки прямо слюнки текли, так ему хотелось отведать колбасы, но он, трижды перекрестившись, отправился снова в церковь, к людям, и стал сзади, слушая, что там батюшка говорит.

Но сам Семка молиться уже не мог. Так захотелось есть, что прямо ноги дрожали. Изо всех сил отгонял он от себя мысль о колбасе, пробовал даже повторять шепотом молитвы вслед за батюшкой, чтоб забыть о соблазне, но ничего не выходило. Кусок колбасы, прикосновение которой он все время чувствовал, не давал покоя. «Ну, хоть полижу немножко, есть не буду, какой же тут грех», — рассуждал он и, поколебавшись еще, пошел опять в те же кусты. Развернул тряпочку, взял колбасу в руки, повернул голову в одну сторону, в другую, оглянулся, — как будто никого не видать, — поднес колбасу к носу — ах, как приятно защекотало в носу, запахло можжевельником, — лизнул только с кончика. Робко лизнул и тут же забыл обо всех угрозах, не выдержал: укусил раз, второй, а потом расхрабрился и начал подкрепляться как следует. И вдруг стегнул его пронзительный голос:

— Ага, попался!.. Ты что ж это делаешь, паршивец? Скажу батюшке, да и матери скажу!

Перепуганный Семка узнал деревенского парнишку Минку, попытался спрятать остаток колбасы в карман, но Минка схватил его за руку:

— Нет, брат, так не пойдет! Давай сюда, а то скажу. Всем скажу, греховодник!.. Давай я освящу, а тогда съедим…

Семка выпустил недоеденный кусок колбасы из рук.

Минка только этого и ждал. Он начал набивать рот Семкиной колбасой и смачно чавкать. Да еще и насмехался:

— Вот как надо уничтожать грешную скоромину… А теперь пошли к колодцу, напьемся, грех смоем, — весело сказал он Семке.

Потом они оба дружно стояли в церкви и, услышав «Христос воскресе», подставили под кропило батюшки крашеные яйца.

Напрасно Семка боялся, чтоб не уличила его мать. Вывернуться помог кот Мурзик, вдруг соскочивший с печи. Надо было только выбрать удобную минуту. Она как раз и наступила. Как только Семка отдал матери свяченые яйца, мать тут же отправилась к старенькой соседке, чтоб отнести ей пару свяченых крашенок. Семка стремглав кинулся на чердак, подбежал к обломанному кольцу колбасы, помусолил край во рту и поцарапал острыми ногтями. Ну вот теперь пускай вся вина падет на Мурзика.