Вне правил

– Имеются ли еще какие-нибудь досудебные ходатайства? – спрашивает она, глядя на меня. Хрум, хрум.

Мансини отрицательно качает головой. Я следую его примеру и добавляю исключительно из вредности:

– Нет смысла их подавать.

Я уже подал с десяток исков, и все были отклонены.

Она оставляет без внимания этот дешевый выпад, делает глоток какой-то жидкости, похожей на утреннюю мочу, и задает новый вопрос:

– Есть ли шанс на заключение сделки о признании вины?

– Мы по-прежнему предлагаем пятнадцать лет за убийство второй степени, – отвечает Мансини.

– И мой клиент по-прежнему отказывается. Увы, – поясняю я.

– Не такое плохое предложение, – наносит она мне ответный укол. – И какова позиция вашего подзащитного?

– Не знаю, ваша честь. На данный момент я не уверен, что он готов признать себя виновным хоть в чем-то. Ситуация может измениться через день-два после начала слушаний, но сейчас он ждет возможности выступить перед присяжными.

– Очень хорошо. Такую возможность мы ему обязательно предоставим.

Мы болтаем о разных пустяках, чтобы убить время, пока приставы регистрируют кандидатов в присяжные и наводят порядок в зале. Наконец в половине одиннадцатого нам сообщают, что все готово. Адвокаты уходят и занимают места. Я сажусь рядом с Тадео, которому явно не по себе в костюме с галстуком. Мы перешептываемся, и я заверяю его, что все идет нормально, так, как и следовало ожидать. Позади нас кандидаты в присяжные разглядывают его затылок и задаются вопросом, как можно было совершить столь чудовищное преступление.

По команде все встают в знак уважения к суду, и появляется судья Фэбиноу в длинной черной мантии, удачно скрывающей ее грузную фигуру. Поскольку основную часть своей неблагодарной работы судьи проделывают без зрителей, они обожают переполненные залы суда. Здесь они становятся повелителями всего, что только попадает в их поле зрения, и им очень нравится ощущать свою значимость. Многие любят рисоваться, и мне интересно, как поведет себя Джанет под взглядами сотен людей. Она рассказывает о процедуре, объясняет причину, по которой все собрались, немного затягивает свое выступление и, наконец, просит Тадео подняться и повернуться лицом к присутствующим. Он послушно встает и, как я и просил, улыбнувшись зрителям, садится. Джанет представляет публике Мансини и меня. Я, поднявшись, просто киваю. Он же стоит, раздаривая всем улыбки и широко разводя руки, будто гостеприимный хозяин, зазывающий в свой дом желанных гостей. Его кривляние просто бесит.

Каждый кандидат в присяжные получил свой номер, и Фэбиноу просит обладателей номеров от 101 до 198 покинуть зал, а в час дня позвонить и узнать, нужно ли им являться. Примерно половина из них уходит, причем кое-кто весьма поспешно, явно радуясь неожиданной удаче. На одной стороне зала приставы рассаживают оставшихся кандидатов по десять в каждом ряду, и мы впервые получаем возможность посмотреть на потенциальных присяжных. Все это продолжается не меньше часа, и Тадео шепчет, что ему становится скучно. Я интересуюсь, не хочет ли он обратно в тюрьму. Нет, не хочет.

После исключения из списка тех, кому старше шестидесяти пяти лет и кто не может исполнять обязанности присяжного по медицинским показаниям, подтвержденным справкой от врача, из первой сотни остаются девяносто два кандидата. Фэбиноу объявляет перерыв на обед до двух часов дня. Тадео спрашивает, есть ли возможность нормально поесть в приличном ресторане. Я улыбаюсь и говорю, что нет. Его отвозят обратно в тюрьму.

Мы с Клиффом, консультантом жюри присяжных, обмениваемся в сторонке мнениями по утреннему заседанию, когда ко мне подходит судебный исполнитель в форме и спрашивает:

– Мистер Радд – это вы?

Я киваю, и он протягивает мне какие-то бумаги. Суд по семейным делам. Вызов на экстренное слушание по вопросу прекращения всех родительских прав. Чертыхаясь, я подхожу к скамье присяжных и сажусь. Эта стерва Джудит специально дождалась самого неподходящего момента, чтобы еще больше усложнить мне жизнь. Я читаю, и мои плечи опускаются. Согласно нашей с Джудит устной договоренности, вчера, в воскресенье, с восьми утра до восьми вечера я должен был провести день со Старчером. Поскольку все мои мысли были полностью заняты судом, у меня это совершенно вылетело из головы. В искаженном восприятии Джудит это является бесспорным доказательством моей никчемности как отца и необходимости лишения меня всех родительских прав. Она требует экстренного слушания, как будто Старчер находится в смертельной опасности, и если ее ходатайство удовлетворят, оно станет четвертым за последние три года. Три предыдущих суда она проиграла. Но она готова проиграть и в четвертый раз, лишь бы мне что-то доказать. Что именно, я никак не могу понять.