А ещё вспоминаю случай, когда я шла спокойно по узкому коридору, который соединял несколько корпусов нашей школы. Коридор был длинный, с поворотами. Там частенько кто-то проходил, но бывали и такие моменты, что ты оказывался наедине с пустотой. Там я иногда замирала, когда шла, потому что чувствовала спокойные объятия тишины и даже что-то похожее на комфорт. Я всегда замедляла там шаг и продлевала этот момент уединения.
В тот раз я также замедлилась, стараясь оттянуть необходимость выходить к людям. Тут услышала за спиной шаги. Почему-то стало страшно уже от самого затылка. Охотно верю, что в минуту опасности все чувства обостряются. Тело напряглось, но я не стала оборачиваться и продолжила медленно идти, стараясь не привлекать внимания. Сзади оказался один из обидчиков. Он догнал меня и сильно толкнул сзади в лопатку. Я обернулась, а он зло улыбнулся, вывернул мне руку и начал клонить к полу. Больше никого не было. Спокойная тишина превратилась звон.
Обидчик был намного выше, был сильный. Пожалуй, тогда я впервые так остро ощутила то, насколько мужчины сильнее женщин. Он довернул руку так, что коленями я резко упала на пол. Всё ещё держа моя руку за спиной, одноклассник резко обошёл меня таким образом, что я оказалась лицом прямо у его ширинки.
– Отсоси, сука! – прошипел он и театрально сделал пару движений моей головой по направлению к себе.
Потом он просто заржал, отпустил меня и спокойно ушёл. Тишина опять успокоилась и удивлённо смотрела на меня. Коридор деликатно промолчал, стыдливо опустив глаза.
***
Сейчас понимаю, что эти годы могли сломать меня намного больше. Такая слабая девочка, какой я всегда была, смогла как-то это пережить. Я даже ни разу не заревела рядом с этими садистами. Коридоры школы точно могли бы дать показания, что это правда. Пожалуй, это единственное, чем я действительно горжусь со времён школы. Эти маленькие зверята так и не увидели моих слёз.
Глава 6
К нам переехала Бабу. Кошмар случился. Мама была в последней стадии сборов, но даже при её бесконечной занятости они умудрялись ругаться так, что я молилась всем богам, чтобы панели нашего дома не сложились в рухнувший карточный дом.
Я успела забыть, что они совершенно не умеют нормально общаться. Будто из них сразу же начинает вылезать самое худшее, что есть во всём человечестве.
Бабушка всегда начинала перекладывать наши вещи, особенно ей не нравилось местоположение маминых вещей. При чём перекладывание вещей всегда сопровождалось тихой шипящей критикой. Голос Бабу скользил по всем комнатам едва уловимым морозным ветром. Мама то пыталась быть вежливой и тактичной, то резко срывалась на крик. Бабу была надёжной, но невыносимой, поэтому осознание, что мне с ней нужно соседствовать неопределённое количество времени, угнетало.
Когда Бабу начинала ругаться с мамой, даже телевизор не мог скрывать этих звуков и словно растворялся в воздухе. Мы с папой старались просто пережить эти дни, не вставая ни на чью сторону и периодически разводя их по разным углам, отвлекая разговорами как детей.
***
Потом мама уехала. Дома стало резко тихо. Захотелось включить музыку или злосчастный телевизор, лишь бы не слышать всей этой пустоты, которая тиканьем часовых стрелок стучала в ушах вместе с кровью и порождала тревогу.
Бабу грузно сидела на диване и что-то изучала в телефоне.
– Баб, как думаешь, мама справится?
– Ясен день. Она всегда была вредной и никому не давалась. А тут какая-то болезнь. Хотя твой отец сделал её слишком слабой и нервной. Если что-то случится – это будет на его совести.
– Бабу!
– Ну что? И нечего его защищать. Могла же ведь заниматься тем, что нравится. Учиться могла! Закончила школу с медалью. Всегда была такой умной. Хотя какая умница, дура последняя, раз за твоего отца вышла… Такое будущее могла иметь. А теперь что?
– Пожалуйста, давай не будем об этом. Хотя бы не сейчас.
– А про болезнь. – Она всегда переводила тему, если чувствовала, что теряет свою власть. – Знаешь, ведь я всю жизнь болела, но всегда знала, что смогу с этим справиться. У меня сколько операций было! И всё серьёзные диагнозы, а тут так, ерунда.
– Как это ерунда?!
– Ой, по сравнению с моими болячками. Молодёжь эта. Вечная больше ноет, чем на самом деле болеет. Вот мне когда-то даже диагноз поставить не могли. Я лежала месяцами. Меня же хоронить собирались. Так и ничего, выжила.
– Да, я помню про волчанку. Жаль, Доктор Хаус был не настоящий. Он бы оценил. Да и точно поставил бы диагноз.
– Кто?
– Ой, не важно…
– Так вот врачи все эти. Шарлатаны. Я всегда знала лучше всех этих лечил в белых халатах, что смогу выжить. А твоя мама всё им верит. Вон аж куда поехала лечиться. Лишь бы денег потратить побольше. Здоровье у неё конское, чего бы ей тут сделалось? Ан ничего и не сдалось бы. Тут только настрой на жизнь нужен.
– Думаешь он есть? Иногда мне кажется, что она так несчастна, что может даже не попытаться из этого вылезти. Может она вообще сама себе придумала эту болезнь, чтобы умереть. Я вот про такое читала.