Вне себя

– То есть на самом деле она будет за мной смотреть?! Вообще-то, мне не пятнадцать, почему я просто не могу пожить одна?! – огрызнулась я, но сразу же почувствовала, как меня кольнула совесть. – Мама! Ты же не умираешь? Всё пройдёт хорошо? Почему вы ничего не сказали?! – на глазах уже выступали слёзы, а мамино лицо поплыло.

– Нет, я не умру. Как раз поэтому и не сказали. Ничего не случилось, у тебя уже истерика. Перестань реветь. Никто не собирается умирать.

Это оглушило. Как же я смогу дальше спокойно жить, как мне всё успевать? А если мама умрёт, тогда вообще придётся всё делать самой, ведь папа сам как ребёнок. Как же было проще в детстве. Никто не заставлял что-то делать или решать. Я могла просто бегать по улице или играть, а теперь всё слишком сложно.

Что-то мне вдруг стало как-то душно и дурно. Сначала голова начала немного кружиться. Может это приступ паники или обострение моей вечной невралгии? Ещё минута и мир окончательно решил перевернуться. Потом цвета резко изменились и мир вокруг стремительно начал падать вниз. Мозг отключился.

***

Не знаю сколько прошло времени, но открывать глаза было страшно. Что это было? Может у меня аневризма? А может другая смертельная болезнь? Надо обязательно показаться в эту среду терапевту. Нет, иду завтра к платному. Вдруг не доживу до среды…

Открыла глаза. Почему-то мир квартиры какой-то немного серый и перевёрнутый. Я хотела кого-то позвать, но голосовые связки не слушались, только откуда-то зазвучал дикий рёв.

Попыталась встать и поняла, что тело не слушается. Словно меня связали по рукам и ногам. Может это сонный паралич. Как-то читала про такое. Я стала пытаться пошевелить руками и ногами, пытаясь сделать хоть что-то. Я чувствовала изнутри, как паника бьётся о виски, а сердце колотится. Вдруг я увидела прямо перед глазами чьи-то крохотные пальцы, сморщенные как рука старика.

Потребовалось ещё некоторое время, чтобы понять, что эта рука принадлежит мне. И ещё какое-то время и отход от шока, осознав, что рёв, который я услышала – был мой собственный рёв.

И снова сердце забилось. Только теперь начало казаться, что и оно бьётся о стенки висков, пытаясь выбраться. Оно явно пыталась сбежать, осознав происходящее.

На мой ор никто не приходил, а в голову начали навязчиво проситься разные воспоминания из детства. Помню, как вдавила случайно стекло в шкаф и ждала под столом, бесконечно долго ждала, пока родители не вернутся и не узнают о том, что я сделала. Было страшно, примерно также как сейчас. Устало и как-то отдалённо почувствовала беспомощность. Хотелось прорыдаться, чтобы стало легче.

Наконец-то подошла мама. Она что-то говорила, но из-за собственного воя я не сразу услышала её.

Она погладила меня по голове и даже нежно поцеловала. Она никогда так не делала. Она всегда была со мной немного грубовато-отстранённой, а тут сразу столько ласки. Так вот как это, когда родители тебя любят. Она взяла меня на руки и начала баюкать. Было такое чувство, словно меня накрыло каким-то мягким пледом или завернули в подушки. От запаха мамы стало уютно и спокойно, будто она забрала все страхи себе.

Вдруг я почувствовала снова головокружение и неприятное растяжение. На мгновение мозг снова отключился, минута вне пространства. Ещё минута. Ещё минута. Ещё… и вот я уже сижу у мамы на коленях. В её глазах пока ещё можно было увидеть нежность, но больше было страха и растерянности.

Вдруг, будто между нами щёлкнул рычаг, грубым жестом она стряхнула меня с коленей, словно отгоняла что-то личное и очень давнее. После кисло улыбнулась и потёрла виски.

Пара минут молчания. Все пытались прийти в себя. Мама первой нарушила молчание:

– Вопрос с бабушкой решён. Она приедет жить к тебе, чтобы присматривать за тобой. У нас есть ещё пара дней дома. Я не знаю… не понимаю, что это было, но я очень надеюсь, что эта херня больше не повторится. – да, забыла сказать, мама и Бабу всегда умели хлёстко что-то сказать, что иной раз ощущалось настоящей пощечиной.

– Угу. – сказать было нечего. Комок слёз стоял в горле как застрявший кусок картошки, который я однажды слишком неаккуратно глотнула. Я не могла ответить внятно, иначе разревелась бы, а это бы лишний раз доказало то, что я – несамостоятельный ребёнок, который не может остаться дома один.

Диалог исчерпал сам себя, и я пошла спать. Точнее надеялась, что иду спать, а сама пока что могла лишь мечтать о том, что глаза закроются и тут же найдут путь в мир снов. Чаще всего я просто лежала, пытаясь через темноту втягивать в лёгкие окружающую пустоту и тщетно стараясь успокоить сердцебиение.

Чуда не случилось. Хотелось хотя бы поплакать, но не удалось даже этого. Лежала и думала обо всех неудачах, которые случились в этом месяце, в этой жизни. Жалость к себе выдавила из самых недр слёзы, и я начала задыхаться. Слёзы капали на подушку, а жалость переродилась в предчувствие паники и безысходности.