Вне всяких сомнений

— Да там одну вещь, которую он сказал. Я говорю ему: «Слушайте, док, а чего бы вам самому не рассказать, куда вы их спрятали. Ведь ясно, мы найдем их — дайте нам только время». А он смотрит на меня, странненько так смотрит — то ли видит меня, то ли нет — и говорит: «Время… а, ну конечно же, время… да, если дать вам время — вы найдете их. Там». Ну я и подумал, что это — важное признание, и остановился, чтобы записать. Так ведь я стоял у единственной двери, через которую из фургона можно выйти. И я же не недомерок какой, я вроде как всю дверь закрываю собой.

— Закрываешь, закрываешь. Это, пожалуй, все, на что ты годишься.

В голосе шефа звучали горечь и безнадежность.

— Слушай, Изовски, одно из двух — либо ты был пьян в стельку, либо малость тронулся. А может, тебе кто-нибудь в лапу сунул? Во всяком случае то, что ты мне тут наплел, — чистый бред.

Изовски был честный полицейский. И не был он ни пьяным, ни сумасшедшим.

* * *

Семинары по спекулятивной метафизике доктор Фрост проводил по пятницам. Четыре дня назад участники семинара, как всегда, встретились вечером у него дома.

— А почему бы, собственно, и нет? — говорил Фрост. — Почему время не может быть и пятым, а не только четвертым измерением?

Ответил ему Говард Дженкинс — рассудительный, довольно упрямый студент физического факультета.

— От предположения, конечно, вреда не будет, только сам вопрос бессмыслен.

— Почему? — обманчиво мягким голосом спросил Фрост.

— Бессмысленных вопросов не бывает, — вмешалась Элен Фишер.

— Правда? А куда девается дырка, когда съешь бублик?

— Не мешайте ему, пусть ответит, — прервал разгорающийся спор Фрост.

— И отвечу, — согласился Дженкинс. — Почему не ответить? Люди так уж устроены, что воспринимают три пространственных измерения и одно временное. Существуют дополнительные измерения или нет — такой вопрос не имеет для нас смысла, ведь нам все равно не узнать этого, не узнать никогда. Все эти рассуждения — просто довольно безобидный способ убить время, вроде ковыряния в носу.

— Неужели? — вкрадчиво спросил Фрост. — А вам никогда не попадалась под руку теория Дж. У. Данна о вложенных друг в друга вселенных со вложенными друг в друга временами? А ведь он тоже физик, как и вы. И про Успенского не забывайте. Он считал время многомерным.

— Секунду, профессор, — вмешался Роберт Монро. — Я просматривал их работы, но все равно считаю возражение Дженкинса вполне убедительным. Ну как может этот вопрос иметь смысл для нас, по устройству своему неспособных воспринять дополнительные измерения? Это как в математике — можно сконструировать любую математику, на любой системе аксиом, какую только душа пожелает, но если в природе нет явлений, которые она описывает, такая математика, — только пустое сотрясение воздуха.

— Очень разумно сформулировано, — согласился Фрост. — Но я могу дать на это столь же разумный ответ. Вера в теоретические построения обязана основываться на наблюдениях — либо своих, либо компетентного, заслуживающего доверия экспериментатора. Вот я и верю в двумерное время на основании наблюдений — своих собственных.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина.

Молчание прервал Дженкинс.

— Но этого же просто не может быть, профессор. Вы по самой своей сущности не можете воспринимать две временные координаты.