Вне всяких сомнений

— Спокойнее, спокойнее, — остановил его Фрост. — Да, верно, я, как и вы, могу воспринимать их не одновременно, а только поодиночке. Я изложу вам теорию времени, которую мне пришлось разработать для описания своего необычного опыта. В большинстве своем люди считают время чем-то вроде колеи, по которой они движутся от рождения до смерти столь же неуклонно, как паровоз по рельсам; они инстинктивно воспринимают время как прямую линию: прошлое — сзади, будущее — впереди. Так вот, я имею все основания считать — да какое там считать, — я знаю, что время сходно скорее с поверхностью, чем с линией, и с довольно-таки холмистой поверхностью, если уж на то пошло. А эта самая колея, по которой мы двигаемся, — кривая такая дорожка, петляющая между холмами. Кое-где дорожка разветвляется и ее ответвления убегают по боковым долинам, впадинам — называйте их как хотите. Вот в этих-то точках ветвления вы и принимаете критические решения, определяющие дальнейшую вашу жизнь. Там вы можете свернуть направо или налево — и прийти к совершенно различным будущим. А кое-где встречаются такие места, где, постаравшись, можно вскарабкаться по крутому склону — или спуститься по нему — и перескочить сразу через тысячу, а то и миллион лет. Только, если вы все время смотрите тупо себе под ноги, на дорогу, вам никогда не заметить такой возможности. А изредка бывает, что ваша дорога пересекается с другой. Ни прошлое этой «дороги», ни будущее вообще никак не связано с известным нам миром. И если вам случится свернуть на такую поперечную дорогу, вы можете оказаться на другой планете или в другом пространстве-времени, причем от мира, вам привычного, не останется ровно ничего, кроме непрерывности вашего Я. Или, если вы обладаете необходимой для того интеллектуальной силой и отвагой, вы можете вообще оставить эти дороги, наиболее вероятные траектории, и пуститься в свободное странствие по холмам возможных времен, пересекая дороги, когда набредете на них, изредка проходя по ним немного, иногда — даже в противоположную сторону, когда прошлое — впереди, а будущее — позади. Или просто бродить вблизи вершин холмов, занимаясь совершенно невероятными делами. Не могу даже представить себе, на что это должно быть похоже — возможно, на что-нибудь вроде приключений Алисы в Зазеркалье. А теперь насчет моего личного опыта. В восемнадцать лет мне пришлось принимать важное решение. На моего отца одна за другой обрушились финансовые неудачи, и я решил оставить колледж. В конце концов я тоже ушел в бизнес и — я не стану вдаваться особо в подробности — в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом был осужден за мошенничество и сел в тюрьму.

— Тысяча девятьсот пятьдесят восьмом, доктор? — прервала его Марта Росс. — Вы хотели сказать — сорок восьмом.

— Нет, мисс Росс. Я говорю о событиях, происходивших на другой временной колее, не на этой.

— О! — По ее лицу скользнуло недоверие. — С Божьей помощью все возможно.

— В тюрьме у меня было более чем достаточно времени, чтобы раскаяться в своих ошибках. Я осознал, что мы с бизнесом никогда не подходили друг другу, и искренне пожалел, что тогда, давно, не остался в колледже. Тюрьма оказывает очень своеобразное действие на рассудок заключенного. Я уходил все дальше и дальше от реальности, все больше и больше жил в своем собственном внутреннем мире. И вот однажды ночью мое Я покинуло камеру, проделало обратный путь во времени, и я проснулся в старой своей комнате общежития колледжа. Тогда я еще смутно представлял себе, как такое могло случиться. На этот раз я был умнее — не стал бросать учебу, нашел где подработать на жизнь, получил диплом, поступил в аспирантуру и оказался в конце концов там, где вы меня сейчас видите.

— Доктор, а вы можете хоть намекнуть, как проделали эту штуку? — спросил Монро.

— Да, могу, — легко согласился Фрост. — Я работал над этой задачей многие годы, стараясь воссоздать нужные условия. Совсем недавно я добился успеха и уже проделал несколько прогулок в возможное.

Третья девушка, Эстелл Мартин, до этого момента не произнесла ни слова, а только напряженно слушала. Теперь она подалась вперед.

— Скажите, профессор, как это делается?

— Способ предельно прост. Все дело в том, чтобы твое подсознание было уверено в возможности этого.

— Так, значит, берклианский идеализм справедлив?