В субботу в десять утра Лена на машине подъехала к тому месту, где Быков ждал на своей, и моргнула ему фарами. Девяносто девятая часто заморгала в ответ, и они поехали друг за другом: Быков – в предвкушении своей полной власти над этим гибким и красивым телом, Лена – в ожидании почти того же, только со знаком минус. Антон, страхуя Лену, неторопливо ехал следом на тонированной восьмерке, взятой у Костромина в аренду. Машин на трассе было много. Все ехали в Безлюдовку на выходные, так что Антон не переживал, что Быков его заметит и всполошится. А Быков и в самом деле ничего и никого не замечал, кроме хорошо закамуфлированной в длинный белый парик и большие черные очки Лены, сидевшей за рулем своей красивой машины. Душа Быкова пела. Он был счастлив. Как говорят японцы, «важен не сам подарок, а предчувствие его». Сознание того, что вот-вот ты его получишь. Все они бляди. Всем им одна цена. Вернее, цена разная, а результат один. Любую можно купить. Вот и эта сучка покорчила из себя невесту Цеолковского, а как только почувствовала дух настоящего мужика, ляжки тут же помокрели. Сейчас, тварь, ты мне расскажешь, кто лучше, – я или твой припадочный муженек, который на такой красивой женился. Он что, лох, не понимает, что красивых трахают, а на верных женятся? Хотя кто их разберет, этих баб, верные они или нет. Все верные, пока рукой дотянуться можно. Ладно, красавица, сейчас ты поулыбаешься подо мной, ох и поулыбаешься! Быкову было приятно мысленно унижать Лену. Ухаживая за женщинами, он был сама галантность и предупредительность, а в постели – сама грязь и брутальность. Это многих от него отпугивало, а некоторым, наоборот, нравилось. Они свернули с дороги в частный сектор и по улице мимо старых домов доехали до озера. Выйдя из машины, они пешком прошли к воде и от воды приблизились к небольшому деревянному дому. Это и была баня.
Быков открыл дверь и, пройдя вперед, включил свет. Лена вошла за ним. Первая комната была столовой, вторая – уже самой баней. Быков вернулся к дверям, закрыл их на ключ и, повернувшись к Лене, спросил:
– Ну что, нравится?
– Очень, – ответила Лена и села за стол.
– Ты не садись, сука, а выпрыгивай из шмоток, я тебя сейчас драть буду, тварь!
– Как, даже чаю не попьем? – почему-то не испугалась Лена и, достав из сумочки вместо зеркала маленький пистолет, выстрелила в живот Быкову. Он рухнул на колени и потерял сознание.
Антон увидел две одиноко стоящие машины и припарковался рядом. Лена позвонила почти сразу же: «Милый, я тебя жду, подходи к домику». Он вышел из машины и увидел открытую дверь русской бани.
Войдя внутрь, он споткнулся о тело Быкова и чуть не упал. Быков, потревоженный Антоном, застонал и подтянул ноги к животу.
Антон обнял Лену и нежно поцеловал. Лена ответила страстно и жадно. Антон поднял ее на руки и понес к столу. Здесь, прямо в столовой, на деревянном столе (псевдорусский сруб) Антон и овладел Леной, вернее вошел в нее, и они синхронно стали качать свой волшебный маятник. Лена по ходу этого маятника сбросила с себя одежду и парик, Антон был одет. Он посадил Лену на край стола и из-за ее спины наблюдал за Быковым. В первый раз в жизни он кувыркался с Леной на глазах у постороннего человека, и ему это было приятно. Чужой мужчина смотрел на его голую жену, а ему было приятно. Приятно потому, что Антон знал: это будет последнее, что эти глаза вообще увидят в своей жизни. Лена завелась так, что была уже между Эйфелевой и Останкинской башней, на уровне ресторана «Седьмое небо», и скоро, казалось, улетит в это небо.
На полу стонал и пытался встать Быков, на столе стонала и пыталась взлететь Лена. И между этими двумя попытками – одной вниз, а другой вверх – бился в сладком экстазе Антон, выкрикивая грязные ругательства и разряжая обойму своего «тэтэшника» в лицо и тело Быкова.
Смерть и счастье наступили одновременно.
Антон очнулся от того, что Лена гладила его по лицу и шептала: «Ну все, мой ворошиловский стрелок, успокойся. Его уже нет. Он уже никому зла не принесет. Успокойся, мой хороший, хватит клацать пустой обоймой. Давай уберем этот мусор и пойдем купаться. Мы заслужили отдых!»
До темноты они вдвоем отдохнули на природе голубого кинематографа, а ночью пустили красного петуха попариться всласть, чтобы скрыть навсегда следы роковой оргии.
Глава 65
«Многие мудрости – многие печали. Кто умножает знания, тот умножает скорби». Эти древние мудрости флагманами пессимистических флотилий бороздили бескрайние серые моря могучего курьерского интеллекта Порфирия Мамина. Гонимый и мучимый любопытством, он кайфовал только тогда, когда удовлетворял это самое любопытство. В поисках ответов на множество вопросов Мамин сутками носился по городу на своем скутеровом коньке-горбунке, подаренном ему за выдающиеся сыскные услуги его принципалом Антоном Голицыным.