Вне закона

Лагерь же разбил примерно в километре оттуда, пройдя по берегу назад. Уже привычно развел костерок, развернул рыбу, совсем раскрошившуюся в бумаге – сомятина-то мягкая, – и умял ее, собирая с листа и орудуя двумя пальцами. И спать завалился.

Будил себя наутро опять же «по-индейски», то есть выпив много воды перед сном. Так не разоспишься, естественные позывы разбудят. И разбудили. Вокруг еще темно было. Ветер негромко шумел в еще совсем невидимых кронах деревьев, костер догорел, но угли были пока красными, так что залил его «по-пионерски», сбросив давление. Собрался быстро и пошел, даже кофе не пил. Буду с добычей – потом отдохну.

Рюкзак подвесил на дерево метров за пятьдесят до скрадка. Думаю, что тут не украдет никто, а вот на земле все же оставлять не стоит, я в нем еду носил, запах должен остаться. А сам залег, убедившись, что в стволе патрон с крупной дробью, на глухаря самое оно. Если это все же глухарь. А то насчет куропатки я до сих пор гадаю, что это такое было. Нет, вкусно и съедобно, но как назвать – не знаю.

Рассвет накатил постепенно, сперва чуть окрасив дальний край неба розовым, затем обрисовав на фоне неба верхушки деревьев. Где-то затянула свою песню утренняя птица. Забавная такая песня – вроде как кто-то присвистывает сначала несколько раз, а потом вдруг срывается в затяжную трель. Затем к ней вторая присоединилась. Вскоре стало можно и стволы деревьев в близком лесу разглядеть. С сосны спустилась белка, остановилась, огляделась настороженно, затем прыжками поскакала к другому стволу и быстро поднялась наверх, исчезнув за ветвями. Ветерок чуть усилился, закачались деревья, зашуршали листья у меня над головой. Затрещал где-то недалеко валежник, причем громко, словно кто-то ломился через заросли, не слишком заботясь о скрытности. Кабаны? Следов не видел, но это ничего не значит, мог просто не наткнуться. А неплохо бы поросеночка… хотя какие, к черту, поросята осенью? Подсвинки уже. Тогда подсвинка, черт с тобой, уговорил, красноречивый.

Глухаря я не добыл, пустым ушел, но вечером на рогатку поймал большую, похожую то ли на окуня, то ли на американского большеротого басса, рыбу. Скорее все же окунь, наверное, только полоса вдоль, как у басса. Попытался затащить рогатку вместе с леской в кусты, но не смог, не дал гибкий прут орешника, к которому рогатка была привязана.

Окунь был костистым, но вкусным. Помня про паразитов, тщательно его выпотрошил и очистил от кожи, остальное зажарил на костре. В общем, сколько потом ни шел, но ни дня не голодал. Вообще. Другое дело, что окажись я здесь без ружья…

Река между тем влилась в другую реку. Она становилась шире и спокойней. Лес хоть и остался смешанным, но все же в нем начали брать верх хвойные деревья, а осинник стал мелким, опустившись до неряшливого подлеска. Хотя такой подлесок обычно со временем лес душит и какой-нибудь ельник постепенно превращается вот в этот самый осинник. Вода в реке была по-осеннему холодная, мыслей о купании не возникало, но мыться на берегу себя заставлял, хоть при этом матерился и приплясывал, еще стараясь напевать про «ой, мороз, мороз». Человек начинает свой путь вниз всегда с гигиены, так что нечего добровольно этот первый шаг делать. Щетина отросла так, что превратилась в зародыш бороды, но бриться было нечем. Ножи, которые я точил и правил, все же для бритья подходили плохо.

А еще немытый человек пахнет. Может, и не смердит так, чтобы вовсе, но пахнет достаточно сильно для того, чтобы быть обнаруженным зверем. И добыча уйдет, как вариант. Более того, в лесу, на природе, где воздух алмазно чист, посторонние запахи становятся настолько заметными и резкими, что некурящий человек даже может использовать обоняние. А вот курящий – уже нет.

Зато курящий сам, как «запаховый маяк», обнаруживается с любого расстояния, что и произошло на восьмой день моего пути. Путь этот как раз проходил по довольно высокому правому берегу реки, над песчаным обрывом, спускавшимся к темной «торфяной» воде. Если карте верить, то именно в этом месте в речку вливалось много ручьев, текущих из болот левого, низкого берега, вот и подкрасили ее до чайного цвета. Лес же подступал к самому склону, и вдоль обрыва шла не то чтобы натоптанная, но все же заметная тропа. Сначала я решил, что это звериная, но потом увидел небольшой обрывок веревки, валявшийся в кустах, и насторожился. Опять же, если верить карте, до безопасных мест отсюда далеко, но люди тут явно бывают. Зверье веревками обычно не пользуется.

Шел уже осторожней, люди – это не медведи, это намного хуже, если люди плохие. Запах же табачного дыма я почувствовал примерно через час после того, как нашел веревку. Ощутил – и замер, присел, сместился с тропы в сторону, в кустарник. Прислушался, заодно глаза поднял, глянул на верхушки деревьев – откуда ветер? Потом сообразил, что ветер на меня, запах-то принесло. Звуки расслышал чуть позже, тихое позвякивание и вроде как топот. Нет, человек не так ходит… лось? А звякает что? И лось курящий? Что-то я того… надо как-то работать над логикой…