«Не все по своей воле. Совсем не все. Для многих случаев нужно разрешение, своего рода лицензия. Нарушать, делать вопреки — хуже для всех. Болезни и испытания не просто так. У них свои внутренние причины и свои цели. Если человек не понимает, зачем и за что с ним приключилось горе, то оно усиливается. Доходит до критического, потому что за все надо отвечать. Разрешения есть на почти все. На богатство, славу, битвы. И на лечение тоже бывает, особенно, в сложных, судьбоносных случаях. Его надо получить. А больному заслужить, понять ошибку и попытаться исправить. Тогда есть шанс. На Дмитрия Семеновича разрешения нет. Он может попытаться найти ошибку и осознать. Потом определить, зачем ему дальнейшее время жизни. Тогда возможно. Но все зависит от него. И тогда возможно разрешение на помощь».
Я очнулась. Часть знаний еще нужно расшифровать хотя бы для себя. Руки и ноги не спешат двигаться. Подтягиваю к себе. Глубоко дышу. Рука черпает зерна снега и умывает лицо. Сажусь. Дыхание успокаивается. Еще снега в лицо. Не к любым знаниям я готова. Встаю. Еще выбираться домой, но это легче по своим следам.
Не спеша пью горячий чай. Сделала бутерброды из черного хлеба и минтая в томате. Пара банок фрикаделек осталась на ужин, когда мама придет. Когда пришла в себя совсем, пошла звонить к бабе Лиде. Трубку подняли не сразу.
— Здравствуйте, Дмитрий Семенович. Это Маша.
— Здравствуйте, Маша. Если честно, думал, не позвоните.
— Вы можете приехать?
— Даже не знаю. Какой смысл? Поговорили мы очень интересно, совсем не ожидал от девочки такой оценки медицины. Но сейчас я себя неважно чувствую. Слабость. Что-то можете сказать по телефону?
— Это долго. И не телефонная тема, — в ответ слышу молчание, — ваш случай нельзя решить за один раз. Требуются и ваши личные движения. Только тогда у меня будет шанс что-то сделать. Но за вас я ничего не решу. Единственное, что могу сказать по телефону, вы должны понять, зачем вам дальше жить.
— То есть как, зачем? — голос осекся и продолжил с возмущением, — Что за вопрос? За жизнь больного я боролся до конца, не спрашивая, как он будет дальше жить и зачем. Разве не так? Это уже личное дело каждого.
— Я не врач. Если решите, приезжайте. Только позвоните. Баба Лида передаст. До свидания, Дмитрий Семенович. — Я положила трубку, не дожидаясь ответа. Неприятный разговор. И уговаривать здесь нельзя. Право выбора священно.
На следующий день объявили, что мы дружно едем в театр. На спектакль «Гроза» Островского. Едут старшие классы, но и нам будет полезно приобщиться к классике. Тем более с театром договорились. А главное, будет встреча с режиссером. На билеты сдавать по два рубля и срочно. Сдали не все. Мальчишки пошли в отказ, а большая часть девочек, в том числе, и мы с Катей решили ехать. Все-таки театр. Старшим классам обязательно, так как у них «Гроза» в программе.
Долго думала, что надеть. Мама настаивала на парадной белой блузке и черной юбке. Но я отвергла их сразу. Подошла мамина юбка, серая в складку, до колена. Чуть велика, но мама мне ее ушила. Свитер мой любимый, крупной вязки, длинный. Мама его постирала сразу же, чтобы уселся. Он сох два дня и действительно сел в обтяжку, закрывая почти до середины бедра. Еще я захотела сумочку. Но ничего интересного не было. Бабуля зашла посмотреть на наши приготовления. Вышла и через пять минут вернулась с миниатюрной сумкой.
— Мне моя мама подарила, — с гордостью сказала она, — стиль ар-деко.
Это был небольшой конверт из толстого полотна, на каком вышивают гобелены. С такой же вышивкой. Узоры и маленький домик. Снизу бахрома. Сверху полоска кожи и защелка. Цепочка для носки была короткая, но мама достала откуда-то цепочку, блестящую, гладкую и длинную.
— Пришьем на время. Ладно, Лидия Васильевна?
— Да уж бери совсем. От меня на память.
— Спасибо, бабуля, — чмокнула ее в щеку.
С цепочкой через плечо сумочка смотрелась стильно. Я распустила волосы.
— Тебе еще ремешок на волосы и точно — хиппи, — оценила мама, — и сумки у них такие.
— А это кто? — я знала про хиппи, но хотелось вытянуть мнение мамы.
— Дети цветов. Счастливое было время, — тень мелькнула на ее лице.
— Если не хиппи, то буду изображать богему.
— Смотри, Маша, что б деньги не уперли, — напутствует баба Лида, — спереди ее носи.
В девять часов к школе подогнали два красных «Икаруса». Мы погрузились и двинулись в путь. Я высматривала Михаила, но его не было. Странные они, глупые мальчишки. А мы наивные фантазерки. В автобусе Катя дремала у меня на плече. Было жалко ее будить, когда зашипели двери. Площадь Волкова перед одноименным театром украшена большой клумбой с голубыми елями. Мы сдали курточки с Катей на один номер в бурлящем ребятами гардеробе. Народ одет разно. Кто-то и просто в школьной форме, девочки в джинсах и блузках или свитерах, мальчики в брюках или джинсах, свитерах и редко в пиджаках. Представители нашей школы влились в общий хаос и учителя нервничали. Когда разобрались, раздали билеты. Девочки гурьбой собрались в туалет и мы с ними.