— Смотри деда, рисунок четче стал. — Знаки выделились и теперь подсвечивали малиновым светом, — накаляется.
Через десять минут земля ощутимо мелко подрагивала. Частички земли уже подпрыгивали сантиметров на десять, зависая в воздухе. Пазы в посохе светились оранжевым.
— Немного еще, — я, как завороженная смотрю на знаки.
— Маша, давай-ка отойдем подальше, — дед отводит меня на десяток шагов.
И вовремя — возник гул. Частицы земли и мусор поднялись в воздух на полметра. Жезл засветился и вдруг ушел в землю, словно забитый гигантским молотом. Частички закружились вихрем и осели. И из пятна в небо ударил белый луч, какие бывают на морозе. Только этот виден при солнце.
— Смотри, — дед показывает в сторону. Там далекие лучи, заканчивающиеся в небе, более тусклые, чем наш. Лучи простояли пять минут, стали затихать и вовсе пропали. Мы крадучись приблизились к проплешине. Жезла не было. Паяльные лампы тоже пропали.
— А где горелки? — я прячусь за дедом.
— Теперь уже неизвестно. Кому-то будет сюрприз, если окажутся в том мире. Пора нам отсюда, — сказал дед.
Мы почти бегом добрались до велосипеда. Но проехать удалось только до асфальта. Колесо сдулось.
— Десять километров пешком. Если повезет, то поймаем развозку на ферму. Она рано доярок собирает.
— А маскировка?
— Замаскируемся как-нибудь.
— А велосипед?
— Его оставлю, все равно старый. — Дед притопил велик в лесной канаве.
Нам повезло. Через полчаса остановился дребезжащий автобус. По пути подсаживались доярки. Дед толкнул меня:
— Смотри.
Я увидела, что женщины смотрят в окна слева, водитель тоже высунулся из окна. Я посмотрела вверх. В ярком синем небе висело огромное облачное кольцо. Будто из гигантской сигареты выпустили, и оно застыло. Небо внутри кольца виделось чуть бледней. А по нему самому пробегали редкие желтые всполохи. «Испытания проводят» — говорили бабы между собой, — «Это с полигона». «Нет, до полигона далеко. Это над карьерами. Пожар, может?»
Через десять минут всполохи в кольце прекратились. Ветер стал сминать его. За пять минут все исчезло. Дед наклонился ко мне:
— Маша, теперь слушай и запоминай. Как я скажу, погружаешься в себя, ни на кого не смотришь, представляешь себя фуфайкой или ветошью.
— Какой еще ветошью?
— Промасленной. Какой водители руки обтирают. Доедем до Шольши, вылезем. Пешком через поле пойдешь. Кого по пути встретишь, присядь на корточки и так думай. Раньше бы тебя поучить, да у нас все так — в последний момент.
Нас обогнал милицейский УАЗик, за ним ехала серая «буханка». Зайдя вперед, они встали посреди дороги. Из УАЗика вышли два милиционера. Наш автобус остановился. Милиционеры что-то объясняли водителю, потом крикнули в салон: «Все в порядке, просто осмотр транспортного средства, так положено». Из «буханки» выскочили и шустро двинулись к автобусу трое невзрачных человек в спецовке.
— Вот теперь давай, внучка, — дед обнял меня и начал что-то шептать.
Я погрузилась в серую отрешенность. Я никто. Даже не фуфайка и не ветошь. Меня нет, и не было.
Трое резво заскочили в автобус: «Осмотр специалистов. Плановая проверка» — прохрипел первый их них. Я смотрю вниз. Ничего нет. Даже тепло дедовой руки не со мной. Шаги по салону до последних сидений. Обратно. У нас не задержались. Последний идет на выход: — «Водитель, ветошь с сидений убрать. Пожарная безопасность не соблюдается». Дверь хлопнула. Слышу бурчание водителя: «Какая ветошь? Лишь бы докопаться. Придумали в такую рань». Автобус тронулся.
У поворота дед попросил водителя остановиться. Мы вышли. Дорога пуста.
— В течение часа тебе надо дойти до домой. Я тебя провожу.
Мы резво прошли, обходя лужи, до домов. Дед остановился. Из кармана извлек сверток:
— Иди-ка сюда. Вот это оденешь сейчас и пойдешь. Только никому в глаза не смотри. Дома снимешь и спрячь. Потом отдашь. — Он надел мне на шею плоский кожаный мешочек, зашитый наглухо, на черном шнурке.
Я повернулась и пошла. Народ выгонял коз и коров. На меня никто не обращал внимания. Около семи часов я постучала в свою квартиру. За дверью раздался топот босых ног. Щелчок замка, и я дома. Катя обняла меня и расплакалась.
— Все-все, Катенок. Я пришла. Все хорошо.
— Я всю ночь не спала. Вдруг что случилось.
— Ничего не случилось. Я сделала свои дела и теперь дома. Только помни, о чем мы договорились. Я спала с тобой рядом всю ночь.
— А что у тебя за медальон? Или что это?
— Поносить дали, — я сняла мешочек и убрала в свою шкатулку.
— Как все загадочно. Что, даже не расскажешь?
— Расскажу, конечно. Но не прямо сейчас. Давай чего-нибудь поедим. А то есть так хочется.
Мы зажарили яичницу. Нажарили хлебцов с пошехонским сыром, который недавно завезли в «ГУМ». Постучала бабуля:
— Все ли у вас в порядке? Для отчетности матери надо, думаю, глянуть.
— Все хорошо. Вот, проснулись, завтракаем.
— А я с лестницы чую, едой пахнет. Не стали сегодня спать до десяти?
— Так завтра экзамен, какое тут спать. Учить будем.
— Ну, учите. Деду будешь звонить? А то вчера переполошила.
— Сейчас позвоню. А то неудобно.
Дед трубку взял быстро: