— Господин президент, — проговорил Макдональд, — я полагаю, вы совершаете большую ошибку. Я настаиваю, пересмотрите свое решение. Разрешите ознакомить вас с содержанием, целями и значением Программы.
Уайт боролся с собственным «я». Мало нашлось бы людей, которые отважились бы указать ему на ошибку. До сих пор рисковал это делать только Джон, а вот теперь еще и доктор Макдональд, и оба умеют постоять за себя. Он знал: более всего следует ценить и беречь людей, умеющих говорить «нет», однако для него они оборачивались кошмаром: он терпеть не мог, когда ему указывали на его ошибки. Тэдди Рузвельт, как писал кто-то (Линкольн? Стефенс?), принимал решение, основываясь на ощущениях в собственной пояснице. «Нечто подобное происходит с Эндрю Уайтом», — подумал он. Откуда приходят его решения, для него почти всегда оставалось загадкой, однако на практике они всегда оказывались верными. Приходилось и ему доверять своей пояснице.
— Я приеду к вам, — произнес он. — И попробуйте меня убедить.
Вот так-то… Единственное, в чем нуждается ученый, это потребность выговориться.
— Исходя из соображений безопасности точное время сообщить не могу, а вас попрошу оставить наш разговор в тайне. Думаю, это вопрос двух ближайших дней.
Он отключился. «Вот и еще одно бремя, — подумалось ему. — Еще одно тягостное бремя на плечах».
— Джон! — позвал он.
Секретарь президента возник в дверях.
— Я как раз занят подготовкой для тебя краткой истории Программы, — сообщил он.
— Ну, спасибо, — сказал Уайт.
Славный парень, этот Джон, и секретарь из него незаменимый.
— Поедешь со мной? — нерешительно осведомился он.
Джон кивнул.
— Если ты этого хочешь.
В его тоне по-прежнему сквозила сдержанность. Когда дверь за секретарем закрылась, Уайту подумалось: возможно, поездка сблизит их, ведь предоставится случай поговорить как следует, а не перебрасываться словами, будто каменьями, вот так, как, например, сегодня.
Джон опять возник в дверях.
— Доктор Макдональд снова на линии. Частный самолет с Иеремией и его дочерью уже вылетел в Техас.
Уайт молниеносно прикинул возможность перехвата лайнера и ареста Иеремии после приземления и даже уничтожения самолета над морем, — под любым предлогом. И то, и другое никуда не годилось.
— Передайте для него в аэропорт прибытия срочное президентское сообщение: я желаю с ним встретиться прежде, чем он что-либо предпримет, и он не должен распространяться о послании, пока с ним не поговорят. Измени наш маршрут. Сперва летим в Техас.
Джон задержался в дверях.
— Отец, — начал он и умолк, потом поправился: — Мистер президент, доктор Макдональд прав. Вы совершаете ошибку. Это событие имеет отношение к науке, но никак не к политике.
Уайт медленно и печально покачал головой.
— Политика присутствует во всем. Впрочем, я отправляюсь в Пуэрто-Рико и предоставлю доктору Макдональду шанс переубедить меня.
Однако он сказал лишь половину правды. В действительности он отправлялся в Пуэрто-Рико, желая еще более утвердиться в уже принятом решении. Впрочем, существовали и другие причины, какие — он и сам еще смутно осознавал. И Джон это прекрасно понимал. Черт возьми! Почему этот парень не желает понять, — дело тут совсем не в интеллекте и мудрости, — такова жизнь; когда-то он и сам был молод и на собственных ошибках познавал, как устроен мир. И теперь от этого болезненного опыта ему хотелось оградить Джона.
— Эти времена закончились, — говорил когда-то ему Джон. — Прекрасные и необходимые, как времена пионеров. Но они минули. Пора понять: нет больше пограничной территории — битва завершена. Ты достиг своего, победа одержана. Нет ничего более бесполезного, нежели солдат после закончившейся войны. Пора браться за другое.
— Всю жизнь я слышу это от таких слюнтяев, как ты! — орал в ответ Уайт. — Ничего не кончилось — неравенство не ликвидировано, а просто лучше замаскировано. Нам следует оставаться неутомимыми в битве, вплоть до окончательной победы, пока существует хотя бы тень опасения, что она ускользнет от нас. Ты должен помочь мне, парень! Я же не воспитывал из тебя белого… Однако все прозвучало не так, как хотелось бы. «Ты нужен мне, сынок», — вот что полагалось бы сказать. — «Ты должен передать факел нашей эстафеты в грядущее. Ты — моя опора во всем!»
И Джон ответил бы: «Отец, я же ничего не знал об этом…» И почему парень никогда не называет его «папа?»