Внешняя беговая

— Ох, дождешься ты у меня! Займется тобой контрразведка! — погрозил он ей корявым пальцем.

— Надолго он к нам? — поинтересовалась она.

— Тебя забыли спросить, — хмуро шевельнул он в ее сторону бровями. — Как пройдут испытания. А там видно будет. Чаю плесни мне.

Серафима Фроловна понялась с табурета чтобы снять с электроплиты чайник исходивший паром. Не торопясь плеснула в стакан заварку, после его налила кипятка. Все это она проделывала, как в замедленной съемке, видимо, что-то обдумывая важное на ходу. Также неторопливо поставила стакан на стол и пододвинула к мужу сахарницу. Затем присела на табурет, сложив руки на животе и замерла, словно кочка на болоте. Странное поведение супруги не укрылось от взора полковника:

— Ты чего это, мать, ровно мешком пыльным по голове стукнутая? — озабоченно спросил он у застывшей на табуретке супруги.

— Чтой-то мне муторно как-то на душе стало, — тихо, как во сне прошелестела она в ответ.

Виттель, не на шутку перепугавшись, вскочил со своего места.

— Что с тобой, Фима?! Тебе плохо?! Лекарство, какое дать?! — засуетился он, впервые наблюдая такое состояние своей половины.

— Да, нет. Не то, — вяло отмахнулась она от перепуганного не на шутку мужа.

— А что?!

— Ровно оборвалось что внутри, — пояснила она, еле ворочая языком. — Предчувствие вдруг кольнуло нехорошее.

— Господи! — воскликнул он. — Ты меня, старая, так до инфаркта доведешь! Какое еще там предчувствие?! Выкладывай все, как на духу!

Бабка медленно приходила в себя. Руки ее заметно дрожали, и поэтому она постаралась спрятать их под фартук.

— Давай, старая, колись! — наседал он на нее, понимая, что супругу нельзя оставлять в таком состоянии, которое может закончиться довольно плачевно. Ее срочно требовалось растормошить и разговорить.

— Чтой-то поблазнилось мне, Мишаня — назвала она его именем, которым не называла уже лет тридцать, если не больше.

— Ну, так и не тяни кота за вымя! Докладывай, что и как, — не отступал он от нее.

— Сама знаю, что глупая я баба, да ничего с этим поделать не могу, — старалась, как можно на поздний срок оттянуть рассказ о своих видениях.

— Давай-давай! Публика у твоих ног! Насладись бенефисом, — нарочно грубовато обратился он к ней, считая, что именно такой тон сейчас и нужен для того, чтобы привести супругу в душевное равновесие.

— Увидала я Игоря Николаича…, — произнесла она полушепотом и споткнулась.

— Ну, увидала, и что?! — окончательно начал терять терпение полковник.

— С автоматом, — выдавила она из себя через силу.

— С автоматом? — переспросил он.

— Да. Только с каким-то чудным автоматом. Я таких автоматов, отродясь не видела. Дуло толстое такое, — она попробовала показать его диаметр, сложив пальцы в колечко. — И короткое. Ровно обрезал кто.

— Ну, увидала и увидала. И что с того? — нахмурился комендант по спине, которого невольно побежали мурашки.

— Дак стрелял он из него!

— В кого? — изумился Митрич, знавшего Вострецова, как ученого-теоретика и непроходимого гуманиста, для которого взять в руки оружие, а тем более вести из него стрельбу было нечто абсолютно немыслимым.

— Не знаю куда стрелял, а только стрелял, и лицо у него было при этом страшное-престрашное, — продолжала Фроловна свою исповедь.

— Как есть — глупая баба! Чего только не привидится тебе, — попытался он ее успокоить, хотя сам уже начал всерьез беспокоиться.

— Только это не все, — сглотнула она комок, подступивший к горлу. — Я и тебя там увидела, начала она тихонько подвывать.

— И?

— А ты лежал у него возле ног, весь в крови, — уже откровенно начала она всхлипывать.

— Ну, буде-буде, — топтался он около нее, не зная, что сказать и что предпринять.

Наконец, все-таки дал себе присесть вновь.

— Все это бабьи выдумки. С чего ради, я буду валяться у его ног? Да и в кого ему стрелять-то тут? Кругом же все свои! Глупости городишь, старая.

— А вот и совсем не глупости! — с жаром зашептала она. — Чует мое сердце, что не к добру все это.

— Что, всё? — не понял Виттель.

— Всё! И прилет Вострецова и все остальное…

— Что ты имеешь в виду под остальным? — решил он до конца прояснить ситуацию.

— Я давеча в магазин ходила. Горчицу мне надо было купить да листа лаврового. И встретила я там Кузьминишну — жену Ивана Никодимыча, что на той стороне бухты, на станции сидит…

— Иван Никодимыч Вершигора? — уточнил он.

— Так и есть, — подтвердила супруга.

— Ну и что дальше? Что она тебе нашептала такого? — сдвинул брови Митрич.

— А то и сказала, что супруг ее домой, долго не придет. Потому де, что с сегодняшнего дня все служители офицерского чина, которые там обретаются, переходят на казарменное положение.

— Это с чего это?

— А с того, что маневры начинаются с сегодняшнего дня у американов в Норвежском море. Кораблей, говорят, уйму нагнали. Николи такого еще не было. Вот наши и заопасились, того. Как бы, значит, чего не вышло, — выдала бабка военную тайну и поджала трясущиеся губы.

— Мы-то тут, с какого боку? — хмыкнул полковник, уже в который раз дивясь и втайне завидуя осведомленности своей супруги.