Внешняя беговая

И тут откуда-то донесся сильный взрыв, от которого вздрогнула даже земля.

— Где, это? — переглянулись, не успевшие еще спуститься вниз диверсанты.

— Не волнуйтесь, парни, — успокоил их Роумэн. — Это наши люди взорвали на аэродроме летающую установку. — Ладно. Я пошел.

С этими словами он сноровисто опустил ноги в шахту и, ухватившись за трос, исчез внутри нее, будто провалившись сквозь землю.

Глава 50

I

.

Там же

За два месяца, что медведица жила у коменданта в сараюшке, ей много раз приходилось сталкиваться с людьми. И она уже могла различать многих из них. Это были доброхоты, приносящие лакомство, взамен на возможность попозировать перед фотокамерой рядом с громадным и диким зверем. Их намерения были всегда понятны и не отличались разнообразием. Поэтому она охотно шла с ними на ограниченный контакт, давая возможность постоять возле нее во время очередной фотосессии. Еще было очень много детей. Они были шумными и от них всегда вкусно пахло. Этим маленьким существам, которых она не воспринимала в качестве соперников за обладание кормовой базой, было позволено не только стоять рядом с ней, но даже тормошить и поглаживать ее бока, заметно округлившиеся от сытой жизни. Потовые железы всех, кто посещал ее в эти месяцы, выделяли разные запахи. В основном это была смесь запахов, состоящих из восторга и немножечко боязни. Вообще, двуногие по ее мнению, были странными существами. Они могли одновременно испытывать восторг, боязнь и жуткое любопытство, граничащее с безрассудством. Но больше всего удивляло ее, за все то время, что она бок о бок прожила в их суетном и бестолковом обществе, так это отсутствие со стороны его представителей, какой бы то ни было угрозы для нее самой и ее малыша. Они были суматошливы и нарочито громкими, порой назойливыми и раздражающими до такой степени, что ей иногда хотелось рыкнуть на кого-нибудь из них. Да так рыкнуть, чтобы они не забывались в своем нахальстве и соблюдали правила приличия в ее благородном обществе. Но ни один из них, а у нее побывали уже почти все жители поселка, за редчайшим исключением, не нес ни прямой, ни косвенной угрозы. Конечно, полностью доверять она могла только одному из них, хотя от него порой и несло невообразимо гнусным запахом алкогольного перегара, с которым она заставила себя смириться. Всех же остальных она либо стоически терпела, если это были дети, либо высокомерно игнорировала, делая вид, что ее никак не интересует то, что вокруг нее творится. Этот же, что стоял в нерешительности неподалеку от их с Митричем дома (его дом она считала всего лишь пристроем к своему сараю) источал невыносимую опасность. Своим присутствием он угрожал всем. Угрожал ей самой, ее малышу, самому Двуногому, его старой и сварливой самке, их общему дому и даже земле, на которой она жила. Каким-то сверхъестественным чутьем она видела позади него распростертые крылья Смерти. Двуногий спит у себя в берлоге и не чует, что Смерть бродит вокруг их жилища, и это именно к нему она сейчас пришла в образе другого двуногого — хитрого и подлого, как определила она его по запаху потоотделения. Медведица оглянулась, и тихонько рыкнула на сына, проснувшегося от того, что почувствовал материнскую тревогу, остерегая того от бродившей рядом с ними опасности. В доме было по-прежнему тихо и темно, а это значило, что выходить на битву со Злом предстояло ей самой, не рассчитывая на помощь кого-либо со стороны.