Внешняя беговая

— Е…ть всех в …! Расстрелять, к е…й матери всех! Немедленно! Слышишь, б…я?! Всех арестовать и расстрелять, х…й им до печенок! На площади, б…я! Позор, б…я, на весь белый свет! Совсем уже о…ели, мрази! Палыч, ты б…ть, меня слышишь?! Всех расстрелять — их самих, их родителей, их детей, их внуков, их прислугу, их собак и кошек! Доложить, немедленно об исполнении! Если ты их не расстреляешь, я сам приду и задушу всю эту шушеру! — надсадно орал он в трубку так, что на его крик примчался не только Михайлов, но и сидящий с ним в приемной Завьялов.

— Уже, — убийственно спокойным голосом ответил Малюта-Тучков.

— Что, уже, черт возьми?! — не понял Афанасьев.

— Уже арестовали, прямо на рабочем месте. Околоков подсуетился, — все тем же тусклым голосом, но с ревнивыми нотками повторил жандарм.

— Всех?!

— Основных фигурантов: гендиректора, продюсера, главного редактора, коммерческого директора, главного бухгалтера. Ну и это чмо пидорское из «Модного приговора», как там бишь, его? Васильева, кажется, с его чмошниками.

— Расстреляли?! — рявкнул в трубку диктатор, уже срываясь с кресла.

— Нет. Они сейчас в отделе полиции, на Усачева. Их пока только задержали для дачи показаний в качестве подозреваемых в…

Прибежавшие на крик Афанасьева Завьялов с Михайловым, восковыми фигурами застыли в недоумении на пороге кабинета. Но босс, в яростном ослеплении, кажется, не счел нужным хоть как-то объяснить свое возбуждение. Скорее всего, он даже не заметил их немого присутствия.

— Я приказываю вам, Николай Павлович, — лающим голосом перебил его Афанасьев, — арестовать всех членов их семей!

— Даже несовершеннолетних? — с ноткой сомнений спросил Тучков.

— Да! Я, кажется, ясно выразился.

— Но дети за отцов…, — как-то неуверенно промямлил, всегда жесткий до этого случая Николай Павлович. — Да и что мы им инкриминируем?

— Я сказал — арестовать и точка! — не стал слушать объяснений Афанасьев и уже собирался положить трубку, но Тучков не был бы Тучковым, если бы не подсыпал перца на свежую рану.

— Кстати, Валерий Васильевич, по последним данным их этого хосписа…

— Что там? — боясь услышать что-то страшное, едва прошептал Валерий Васильевич.

— В общем, тут такое дело…, — замялся в несвойственной ему манере Николай Павлович.

— Ну же?!

— От полученного стресса, в результате этой подлой выходки, сегодня ночью там скончались трое ребятишек. Не справился детский организм с потрясением и обидой. Вот такое, понимаешь, дело завернулось, — сумрачным голосом поведал жандарм о дальнейшем развитии событий.

— О, Господи! — вырвалось у Афанасьева восклицание и его губы мелко-мелко затряслись в немом плаче. Последний раз он плакал более пяти десятков лет назад, когда сломал руку и ключицу, разбившись на велосипеде. И плакал даже не от боли, а от досады, что разбил велосипед, еще не успев, как следует накататься. И вот теперь он плакал не от боли телесной, а от душевной раны.

Молчание в трубке встревожило Тучкова:

— Валерий Владимирович, алло! Вы слышите меня?! Что с вами?!

— Да падут грехи отцов на главу детей их, — прошептал еле слышно Афанасьев и невидяще положил трубку на аппарат.

— Господи! Господи, прости меня! Господи, да за что же такое наказание?! — помертвевшими губами шептал он, выходя из-за стола и хватаясь за виски. Он слепо вышагивал по мягкому ковру, не отнимая рук от висков, и все время, приговаривая одни и те же слова. — Господи, за что?! Господи, прости! Да как же так?!

Наконец, в своем нервическом хождении, он наткнулся на своего верного адъютанта. Первые несколько секунд он не узнавал его, морща лоб и силясь вспомнить, где уже видел того однажды. И только после обращения к нему: «Товарищ Верховный! Что с вами?! Вам плохо?!» в глазах Афанасьева проснулась память.

— Борисыч! Машину! Срочно! — с трудом подбирая слова, отдал он приказ. Его пунцовое лицо готово было в этот момент лопнуть от прихлынувшей крови.

— Куда поедем? — спросил тот не из праздного любопытства, а для согласования маршрута кортежа.

— Домой! — отрывисто бросил Афанасьев, и слегка покачиваясь на негнущихся ногах, побрел к выходу из кабинета, едва не держась за стены, чтобы не упасть.

— Ему никуда нельзя ехать в таком виде, товарищ полковник! — решительно выступил Завьялов. — Надо срочно вызывать «скорую»! Его же сейчас удар хватит.

— Сам знаю, — огрызнулся Михайлов, на ходу связываясь с гаражом и начальником личной охраны.

— Господи, дети! Их то, за что наказуешь?! — невнятно бормотал Афанасьев, бредя по коридору к шахте лифта. Михайлов с Завьяловым ринулись рысцой следом за медленно идущим Верховным.

Из лифта они его буквально выволакивали на себе. Он почти не мог стоять и, кажется, уже плохо соображал, где находится.

— Куда мы идем?! — недоумевающе бормотал каптри. — У него же предынсультное состояние.