Вниз по матушке по Харони

На сей раз корвет намыливался в плавание к далеким берегам Тихого (он же Великий – в России все великое) океана, через всю Россию-матушку, Родину-мать, да и просто твою мать океана в поисках соли земли Русской. По берегам Селезневских прудов толпились провожающие смерды, бояре разного разбора и прочий офисный планктон в ожидании отвальной, коею по старинному обычаю проставлялся флагманский московского речного флота корвет «Вещий Олег».

Об этом событии Калика Переплывный, полный природных поэтических придурей, составил лирический заголовок «Отплытие».

Теперь настало время рассказать за экипаж корвета «Вещий Олег», ибо еще не настало время корветов, плавающих сами по себе, самостоятельно отдать неизвестно кому швартовы и поднять все паруса, одни названия которых перечислять замучаешься, а уж об поднять и слов нету. То есть слова есть кому сказать, а вот приспособить их к делу – и разговора нету. А раз разговора нету, то и делу взяться неоткуда.

Вот такая вот хлопотень.

(Не заморачивайтесь сутью написанного. Это не единственные строки, которые будут вам непонятны. Как, впрочем, и мне. Пишу, ибо гонят меня кони. Но, возможно, на одном из постоялых дворов моего бытия ко мне придет понимание написанного, и я об том вам поведаю. А теперь погнали.)

Старшим помощником шкипера Аглая Трофимыча Циперовича, по совместительству рулевым, был Сидоров Козел.

Как Сидоров Козел стал рулевым

Занимательна история попадания Сидорова Козла на корвет. И история его имени-прозвища Сидоров Козел. Когда-то будущий Сидоров Козел убил первого рулевого корвета, имя которого в истории не сохранилось. Дело было так: тогда будущий Сидоров Козел был рулевым ботика царя Петра Алексеича на Алексеевских прудах в Измайлово. И вот как-то, когда Петр Алексеич воевал шведа, наш герой забрел в кабак на Селезневских прудах, сильно выпил, и ему приглянулась одна девица, вся в шелках и туманах. И к ней кадрился какой-то малый. Тоже сильно пьяный. А девица говорила «нет-нет-нет». А тот стал ее хватать, а она – «нет-нет-нет». И, напротив, стала улыбаться нашему герою. А тот… И завязалась кровавая битва. И в кабацкой пьяной драке будущий Сидров Козел засадил сопернику под сердце финский нож. А тот оказался рулевым корвета «Вещий Олег». И тогда Аглай Трофимыч по библейскому принципу «око за око, рулевой за рулевого» и забрал Сидорова Козла рулевым на корвет. А перед отплытием в дальние страны Сидоров Козел женился на девице в шелках и туманах, которую звали Еленой.

И он много лет плавал на «Вещем Олеге» рулевым. И это дело знал досконально. Не было случая, чтобы корвет плыл в Индию, а приплыл бы в Америку. Не было такого. А так – где он только не плавал и не был. В Египте бананы ел, пил кофе на Мартинике, курил в Стамбуле злые табаки. Но в любом порту, в любой заморской гавани он по дому тосковал. По дому № 42 на Селезневской улице, где его из плавания ждала эта вот жена Елена. Но вот что было: она по старой привычке, дыша и туманами, ходила в кабак на Селезневской улице. Так очень часто бывает у жен моряков дальних и средних плаваний. Грек из Одессы, еврей из Варшавы, юный корнет, седой генерал и прочий разночинный люд… Об сих ее походах рулевому докладывали соседи, друзья, прочие доброжелатели – да и сама виновница в моменты глубокого раскаяния. Тем не менее наш герой не проявлял милосердия и драл ее как сидорову козу. Она плакала от боли, а он – оттого, что причинил ей боль. И соседи, друзья, прочие доброжелатели женского пола, качая головами, говорили по этому поводу: «Любит!».

И слова эти – «сидорова коза» – к ней прилипли и стали родным именем. И таким образом и его стали звать Сидоровым Козлом. И детей их тоже стали бы звать Сидоровыми Козлами. Но детей у них не было. Впрочем, возможно, у Сидорова Козла дети где-то и были, все-таки дальние и средние плавания, но мне об этом ничего доподлинно неизвестно.

И корвет «Вещий Олег» от берега отвалил, и вовсю наяривает по Харони в сторону востока, и уже миновал черкизовские, щелковские земли и вырвался на просторы Замкадья в районе впадения в нее мазутного притока, исходящего из холдинга «Бигшиномонтаж».

Ну а теперь, милостивые государи мои, настало время представить вашему вниманию еще одного члена экипажа славного корвета «Вещий Олег».

Этот второй был законченным пидарасом. И абсолютно не важно, что он ни разу в жизни не разговелся мальчиком. Кого это колышет. Каждый русский человек, глянув на него, без сомнения сплюнул бы в его сторону: «Ну, пидор!» И это имя для местного человечества приняло уже исключительно всеобщий характер. И ни в каких других человечествах больше не водилось.

– А какие бы вы, Михаил Федорович, – вопросил меня Аглай Трофимыч, – предложили мне свойства поведения и характера, характерные для пидора, не имеющего гомосексуальных наклонностей? И можно ли без особых последствий для истины назвать «пидором» русскую женщину гетеросексуальных взглядов на бытие?