Внук котриарха

– Или ты думаешь, что я шарф волшебный случайно выбросил? Сапоги нечем обтереть было? – Пётр хитро щурится, и Шона понимает, что он читает ее мысли. Как она Летописи. – Нет, куколка моя, мне надо было вас к себе заманить. С мастерами я договориться всегда мог, им деньгу подавай, а с вами как? Пробовал, Альвиса уговаривал, с другими старейшинами беседовал. Ни в какую! Тут живем, говорят, испокон веку, никуда не поедем. К чему нам ваши снега-холода, дожди-туманы? Страна варварская, необустроенная, народ темный. Нас там за нечистую силу примут, кому наши знания-умения потребны? Вот и пришлось пойти на хитрость. На Васькином любопытстве сыграл, сам недавно таким был. Знал, что за Васькой моим другие подтянутся – вы же своих не бросаете, да и охота к перемене мест в молодежи пуще неволи.

Вот это да… Шона просто онемела. Столько лет прошло, в Летописях ни строчки об этом! И дедушка Альвис… выходит, всегда знал? И молчал? А другие?

Съёвн по брату очень тосковала. Из весточек, которые Мимир посылал с голландскими купцами и мастеровыми, родные знали, что живет он в царском дворце, что строится вокруг огромный город, который будет краше и больше Амстердама, что кошек тут любят и работы у него предостаточно. Об одном не извещал, что несколько раз чуть не погиб.

Купцы позже рассказали о великом наводнении, едва не поглотившем город. Гораздо позже Мимир в Летописи письмо Петра закинул о том самом случае: «Третьего дни ветром вест-зюйд-вест такую воду нагнало, какой, сказывают, не бывало. У меня в хоромах было сверху пола 21 дюйм, а по городу и на другой стороне по улице свободно ездили на лодках. Однако же недолго держалась, менее трех часов. И зело было утешно смотреть, что люди по кровлям и по деревьям, будто во время потопа, сидели… Вода хотя и зело велика была, беды большой не сделала».

Пётр тогда Мимира из дворца за пазухой вынес, как в былые времена. Другой раз от собак его спас, чуть в клочки не порвали.

Мимир, похоже, очень тосковал по дому. Но котом – как доберешься? Все двадцать лет зазывал к себе в Россию родню и друзей. Особенно Съёвн и Хасди, они тогда уже женаты были. Упирал на романтику и свободу, заманивал невиданными белыми ночами, великими просторами и необъятными возможностями для творчества и работы. И эльфы, и кэльфы (к тому времени последних стало куда больше), мечтали о небывалом путешествии, головокружительных приключениях, но – боялись. Если срываться с места, то большой компанией. А большой компанией где спрячешься? К купцу в сундук не поместишься, да и кто знает, не свернет ли он по дороге в Петербург куда еще. Потеряться в российском бездорожье никому не хотелось. Сообщили о своих сомнениях Мимиру: дескать, рискнуть готовы, но с тебя – безопасная транспортировка. И Мимир придумал! Исподволь, осторожно стал наущать Петра съездить в Голландию повторно. И когда тот собрался, занозил своими шерстинками-письмами все его кафтаны. Не поленился. По этим новым письмам выходило, что нынешняя Россия – просто рай земной, как специально созданный для эльфов и кэльфов. (Кстати, само слово «кэльф» – Мимира придумка, взял да соединил «котов» и «эльфов»).

Второй визит Петра стал для кэльфов судьбоносным.

– Ты, может, думаешь, я не видал, что у меня все мундиры в шерсти? – Шона уже ничему не удивляется, просто слушает, открыв рот: не забыть бы, все это надо в Летописи внести!

Сны о чем-то большем

– Возвращайся! Вернись! – зовет котенка Маргарита Владимировна. И он слушается. Расправляет крылья и, паря, опускается. Ниже, ниже, и вот уже мягко приземляется на поручень кресла. Складывает белые крылья, втягивает их обратно в белое пятнышко на спине и хитро смотрит на Крючу.

– Вова, это ты? – поражается она: мордашка котенка, расплываясь и увеличиваясь, превращается в лицо Вовы Анисина – главной любви всей Крючиной жизни.

Из-за него она ушла от мужа, поссорилась с мамой, с ним провела самые веселые, шебутные и счастливые годы молодости. Художник, музыкант, синеглазый, высокий, чуть сутуловатый красавец, Вова в любой компании свой и – главный. Так складывалось, он ничего для этого специально не делал. Нет, ангелом не был, наоборот: все пороки мира попробовал на вкус с неизменным удовольствием, ну и она вместе с ним.

– И чего ты тут сидишь? – спрашивает Анисин. – Пошли. От работы кони дохнут. Шурка сегодня две миниатюры каким-то американским чувакам втюхал, гуляем. Атлантов уже практически споили.