Внуки

— Что же все-таки Герберт делает?

— Живет он в каком-то паршивеньком бараке, где-то возле Дульсберга. А делает — позволь, что же он делает?… Руководит молодежной организацией, что ли. Вечно бегает по собраниям, выступает то в одном месте, то в другом. Он теперь такой же, как отец твой был, как ты — коммунист душой и телом.

Сколько Фриде пришлось рассказывать! Вальтер все спрашивал и спрашивал, а мать опять и опять удивлялась, как это он не знает стольких вещей.

— Да, Пауля уж под самый конец войны русские взяли в плен. Это было в Чехословакии. Эли ждет его со дня на день. Она держала себя молодцом. И хорошо сохранилась, скоро сам увидишь. Хладнокровие и юмор — вот что ее выручало. А Матиас с Миной и Вильмерсы? Они все погибли.

— Умерли? Все?

— Мими и Хинрих погибли во время одного из воздушных налетов — в августе. От бомбы… В собственной вилле, в Ральштедте.

— А их зятек, этот Меркенталь?

— Он-то жив. Сейчас даже какая-то важная шишка. В сенате он, кажется, или в палате депутатов, точно не скажу тебе. Иной раз приходится читать о нем в газетах.

— А второй зять? Тот как будто банкир?

— Он в Швейцарии. Тому Германия разонравилась.

— А Папке?

— Великий мерзавец!

Вальтер улыбнулся.

— Это для меня не новость, мама! А что он делает, этот мерзавец?

— Из театра его выставили, но он получил от государства пенсию, и ему, должно быть, живется неплохо. Теперь он еще открыл торговлю собаками. На Шлумпе. Я как-то проходила мимо его заведения. Там висит большая вывеска: «Продажа собак — Пауль Папке»… Жаль бедных животных, которые попадают ему в руки, право… А всех несчастней Людвиг. Прожить жизнь с этакой ведьмой! Он совсем уже одряхлел, и с верфей ему пришлось уйти. Живут вдвоем на крохотную пенсию. Чтобы немножко приработать, он нанялся ночным сторожем в какой-то банк.

— Людвиг всю свою жизнь был ночным сторожем, мама.

— Я бы не стала так говорить о нем, сынок. Он несчастный человек, его только пожалеть можно.

IV

Вальтер Брентен зашел в городской комитет коммунистической партии. Он встретил там несколько старых знакомых. Большинство из них, измученные долголетним заключением в тюрьмах и концентрационных лагерях, были усталые, надломленные и больные люди. Вальтер расспрашивал о судьбе Клары, Ганса Брунса, Курта Хембергера, осведомлялся, где товарищ Курт Хильшер из Бремена… И он услышал повествование о человеческом мужестве и героизме. Клару Пемеллер арестовали в последний год войны. Она скрывала у себя бежавших из плена советских солдат. После событий 20 июля 1944 года^[34] ее убили в тюрьме… Курту Хембергеру удалось бежать, и он эмигрировал в Данию. Но в 1940 году, после оккупации Дании немецкими войсками, он снова попал в когти гестапо, был приговорен к смерти и казнен… Ганс Брунс восемь лет просидел в концлагере, каким-то образом выжил и теперь работает секретарем партийной организации в Киле… О товарище Хильшере из Бремена Вальтеру так ничего и не удалось узнать.

А о Петере Кагельмане, о том, что он погиб в последние дни войны от рук эсэсовцев, Вальтеру рассказал один коммунист, который долгие годы жил с Кагельманом дверь в дверь.

— Говорят, одно время Кагельман был членом коммунистической партии, — сказал он. — С трудом верится — такого сумасброда свет еще не видал. Он никогда по-настоящему не был за нацистов, но ничего не имел и против них. Я помню один наш политический спор. Было это примерно в году тридцать седьмом. Петер заявил, что фашистам надо дать возможность показать, на что они способны, и тогда они неизбежно придут к банкротству.

— Фашисты показали ему, на что они способны, — сказал Вальтер.

— Да, это верно, — подтвердил собеседник Вальтера. — Должен сказать, что Петер был неплохой парень, хотя и насквозь изломанный, шальной. Впрочем, ничего удивительного — актер, а актеры все немножко помешанные.

Петер убит. В последний час войны убит своими соотечественниками! Весть о гибели Петера Кагельмана больно отозвалась в сердце Вальтера, хоть и очень много лет прошло со времени их последней встречи. «Он был мне другом, и я многим ему обязан», — думал Вальтер.

Герберт давно уже сидел у тети Фриды и с нетерпением ждал Вальтера. Он спешил на молодежное собрание в Ведделе, где должен был выступить, и боялся, что придется уйти, так и не повидав Вальтера.

На столе в столовой лежал семейный альбом. Герберт знал, что альбому этому ни много ни мало, а лет пятьдесят, что тетя Фрида добросовестно подклеивала в него все фотографии родных и знакомых. С годами в нем набралось изрядное число снимков людей, которых она уж сама забыла: фотографии некоторых друзей ее мужа, товарищей и подруг Вальтера, соседей и знакомых; имена их давно стерлись в ее памяти.

Перелистывая альбом, Герберт остановился на фотографии бравого молодого человека, смотревшего на мир глазами победителя.

— Да, мой мальчик, таким был в тридцать лет мой брат, а твой дядя — Отто. Девушки не давали ему проходу, но и он им тоже. Хорош парень, а?