Однако скромные достижения «Северо-западной» не удовлетворяли Мясоедова — единственным для него способом заработать с помощью компании было сделать ее успех не медленным и устойчивым, а мгновенным. Поэтому он при всякой возможности настойчиво уговаривал Фрейдбергов увеличить масштаб бизнеса. Почему бы, например, «Северо-западной» не пустить собственную прямую линию из России в Америку? Самуил Фрейдберг счел эту идею абсурдной. Он написал Мясоедову, что компания продолжит играть роль «вспомогательной» линии для «Кунарда», как и раньше. У Фрейдбергов не было ни необходимого капитала, ни смелости для прямого соревнования с гигантами трансатлантических перевозок. Одним словом, вопрос был закрыт57
.Тогда Мясоедов попытался уговорить Фрейдбергов продать «Северо-западную» и выдать полагающуюся ему часть от сделки, и даже вступил в переговоры по этому поводу с Каценеленбогеном, агентом датского пароходства. Однако семейство Фрейдбергов эта идея также оставила равнодушным58
. Потерпев поражение в своих попытках выжать из «Северо-западной» больше доходов, Мясоедов обратился к другим коммерческим проектам. Какое-то время он участвовал в проекте развития гидроэлектростанций в Закавказье и в начале 1914 года посетил Тифлис в обществе нескольких немецких инвесторов. Но и из этого проекта опять ничего не вышло59.Однако потребность Мясоедова в деньгах выходила за рамки заурядной жадности. Дело в том, что в последнее время расхода его резко возросли. Дети выросли, нужно было платить за обучение в гимназии, частным учителям музыки и прочее. Но прежде всего банковский счет Мясоедова опустошала его любовница Евгения Столбина — к этому времени Сергей Николаевич выдавал ей ежемесячное содержание в 210 рублей. Вследствие своей щедрости он оказался по уши в долгах, ибо единственным способом удержаться на плаву было давать долговые расписки. Но и при таком образе жизни изучение его банковских счетов свидетельствует, что обычно к концу года у Мясоедова на счетах оставалось не больше 100–200 руб.60
В январе 1914 года муж Столбиной был переведен из столицы в жандармское подразделение в Радзивиллове, на Волыни. Супруга отказалась его сопровождать, осталась в Петербурге и стала сдавать одну из комнат в своей квартире — сначала у нее жила учительница игры на фортепиано Изабелла Кан, потом Нина Петровна Магеровская, подруга еще по киевской гимназии. Столбина и Магеровская откровенно зажили как куртизанки, создав небольшой, но отборный круг клиентов из числа офицеров петербургского гарнизона61
.Несмотря на то что следователи позже назовут это «рассеянным» образом жизни, чувства Столбиной к Мясоедову стали с годами гораздо глубже, как и его к ней. Любовные письма, которыми они обменивались в этот период, полны явно искренних, хотя и слащавых, любовных признаний62
. Сергей и Евгения все чаще стали заговаривать о том, чтобы пожениться и начать новую жизнь. Однако на пути этой мечты стояло два больших препятствия. Одно — жена Мясоедова, Клара, которую необходимо было убедить согласиться на развод. Дело в том, что именно она, а не Сергей, как оскорбленная сторона, должна была подать прошение в Синод о разрешении развестись по причине неверности мужа. Остро стоял и вопрос денег — как писал Мясоедов Евгении, «немедленно рвать с прошлым и переходить с тобой на 430 рублей в месяц не умно»63.В Кларе, которая, как мы знаем, была почти с самого начала в курсе мужниных измен, разгоралась злоба и обида. Похоже, что интрижка Мясоедова в соединении со всеми теми неприятностями, которые пережили супруги зимой и весной 1912 года, убила в ней последние искры любви и уважения к Сергею. В ноябре 1912 года в письме к деверю (мужу сестры) Францу Ригерту она нарисовала мрачный образ своего брака: «Видимся только за обедом, кроме вражды друг к другу, ничего не чувствуем»64
. Неделю спустя по ее просьбе брат Сергея Николай отправил ему записку, полную упреков. Николай напоминал Сергею, что тот не имеет права держать Клару в неведении относительно своих планов их общего будущего, и заключал: «Не мешает тебе вспомнить, что твоя жена такой жестокости и позора не заслужила»65.