Внутри женщины. Откровенные истории о женских судьбах, желаниях и чувствах

– Ладно. Тогда слушай. Впервые я попробовала наркотики в четырнадцать лет.

– Что это было?

– Амфетамин, конечно, – Женя опустила взгляд в пол. Четырнадцать – тот возраст, про который обычно есть что вспомнить. – Я выросла в малюсеньком городке, почти селе. Там тогда было так скучно. Ты себе не представляешь, как там скучно. А я была, говорят, красивой девочкой.

Была и оставалась. Худоба и чрезмерные для ее возраста морщины не смогли спрятать правильные черты лица. В Жене чувствовалась какая-то изможденность и уставший дух, но она была симпатичной. Так бывает.

– Я любила носить джинсы и безразмерные рубашки, футболки – тогда так было модно. Копила на помаду и потом красила губы малиновым цветом. Ярким, чтобы меня издалека было видно, – Женя усмехнулась, и я следом за ней. В моем детстве тоже были «дикие» губы в знак протеста всему. А еще роковые «стрелы» вокруг малолетних глаз и дешевые блестки от лака в волосах. Почему нам так не нравится быть детьми? – Все говорили, что я должна стать моделью или актрисой. У меня еще длинные такие волосы были, до пояса. А я хотела стать женой Славика из пятого дома. Сначала мы с подружками просто ходили мимо его компании. Они были старше на несколько лет, мы как-то стеснялись, а они не звали нас. А потом мы со Славиком познакомились в продуктовом магазине. Я волновалась и улыбалась ему изо всех сил. Хлеб выронила из рук, смеялась без повода, злилась на себя, что была с ненакрашенными губами. Но он позвал меня в его компанию.

В одну секунду я очутилась в своем собственном прошлом. Большая труба за школой и спортивная площадка – две главные точки сбора молодежи нашего района. Там круглосуточно крутились и старшеклассники, и мы. Гитара, Цой,[7] сигареты, зажатые пальцами с характерными «точечками» от синей ручки, первые поцелуи, дешевое вино. Для многих из нас эти места на карте города определили будущее.

– Его компания, как и он сам, не были паиньками. Но мне хотелось доказать, что я взрослая по-настоящему, а не только своей помадой на губах.

– Он был твоим первым мужчиной?

– Да. Это случилось у него дома, – Женя вздрогнула, но быстро вернулась. – Это было осенью, в сентябре, днем. Он усадил меня на кровать и начал целовать. Потом он снял с меня одежду и лег сверху. Конечно, я была уверена, что это все – навсегда. И что он тоже так думал.

– А теперь ты знаешь, что не думал?

– Теперь я стараюсь об этом не вспоминать.

Я попросила официанта принести нам чай с мятой. Небо в окне кофейни сильно потемнело. Мне показалось, что Жене неприятно вспоминать прошлое. Нужно было взять небольшую паузу и отдышаться. Я чувствовала, как иду по заминированной душе, – один неверный шаг, и мы обе подорвемся. Скорей бы начался дождь.

– Я ни разу не пожалела, что именно он был первым. Не знаю, женщины вообще о таком жалеют, если это было по их воле?

– Не знаю, – я честно пожала плечами. – Я тоже никогда не сожалела. Он мне потом вырвал сердце, но за ту ночь я ему всегда буду благодарна. Знаешь, у нас с тобой, оказывается, много общего. А ты говорила, что я не смогу понять тебя.

– Мне казалось, если старше – значит, умнее. Родители перестали иметь значение за одну секунду. Не знаю, как это происходит. Но такое случается, и это очень страшно. Ты начинаешь следовать за человеком, которому на тебя наплевать. Потому что ему на всех наплевать, он сам не особо смыслит. Говорит какие-то громкие слова, спокойно выходит на крышу дома, и тебе кажется, что он стоящий. Обманываешься, в общем. Ничего вокруг не замечаешь. Не понимаешь, что обманываешься. Взрослые тоже часто попадаются, а я была совсем ребенком. Все было быстро: кто-то притащил в компанию травку, а потом и амфетамин. Сначала в таблетках. Все пробовали, и я тоже. Я думала, мы были одним целым. Это было здорово, как ощущение полета. В этом тесном городе, в одних и тех же джинсах, с распущенными волосами, казалось, что весь мир – наш. Нам не нужны были другие страны, моря и океаны, дома с канделябрами… Мы были здесь и сейчас. Нам было четырнадцать и семнадцать лет – о какой смерти могли быть мысли? Мы вообще об этом не думали. Мы вообще ни о чем не думали. Как-то очень быстро почти все перестало иметь значение. Здесь и сейчас.

Женя широко улыбнулась. В какой-то момент мне даже показалось, что по улице забегали блики солнца. Забытое ощущение бессмертия, когда для того, чтобы полететь, достаточно просто выбежать на улицу. Когда для того, чтобы считать мир своим, достаточно помнить свое имя. А для того, чтобы чувствовать себя любимой, достаточно любить самой. Этот полет действительно прекрасен. До тех пор, пока несущая стена вдруг не начинает сыпаться.

– А что твои родители?

– Родители как родители. Работали, меня не сильно мониторили. В школу не вызывали, ночевать приходила домой – чего меня было трогать? Малиновой помадой я красилась уже на улице. Они ничего не знали. Я сама ничего не знала. Разве я тогда думала, что подсяду?

– Расскажи про первый раз.