Внутри звездопада

тени чаек ищут кричапропавшее сокровище на выгоревшем пескегород на острове, Морская София,провожает старое солнце,каждый вечер рыбы всплывают на поверхность воды,трава становится горькойладан окуривает ядра пушек и чугунные якоряженщины, безумные, как журавлиглядятся в покрытые ряской пруды,в затмение, длящееся над морем, в помутнениехрусталика ока утопшего бога;

они ложатся на землю, когда пушки стреляютв полдень, они абсурдны и ветрены,хохочут, взобравшись на старый маякс вершины маяка видно, как солнцеприжигает неровные края ран побережьяв башне смотритель ещё хранитистлевшие карты в проекции меркатора и атласызвёздного небаспускаясь на побережье, он счищает песокво время отлива с лиц утонувших богов,влекомые музыкой, не зависящей от причин, как любовьбезумные женщины с хохотом несутся мимо него

в чёрные ольшаники у залива

«от рожденья душа умирает одна в пустыне…»

от рожденья душа умирает одна в пустынеи любовь друга её утешаета что есть огонь? есть огонь, выжигающий любовь.если ты прокрался в чужую пустыню,но не чтоб приложить к губам мокрую губку,а чтобы предать, —разгорится огоньзапечатает и твои началаесли захочешь снять печати – иди к нему, другу,

что давно простил тебяза твоё несчастьене там, где он ходит в мире в любви и славене там, где он ходит перед Богом в святом сиянье —снова иди в пустыню, где он умираетно не неси с собой воду – только свои печатиты уже никогда не утешишь другаты думал увидеть друга, но там на суд над тобой соберутсягневные боги,не простившие тебе того, что простил они если они отпустят тебя за твоё несчастье,никто не знает, спадут ли твои печати

но нет иного

«ушли в поля те, кто ел со мной хлеб…»

ушли в поля те, кто ел со мной хлебсон плывёт в тёмной водегораздо глубже чем можно подуматьтихо как птицы и солнцепомилованя

IV

Walking Dead

«я вмешивалась…»