Во что я верую

Бог сказал, что прослышал о страданиях Своего народа, что Он — Бог Отцов, Тот, Кто говорил с патриархом Авраамом, Исааком, Иаковом, что Он — обойденный вниманием Бог Культуры и памяти, о Котором следовало бы, как это, вероятно, и было сделано, поведать вам еще в детстве и в юности, Бог любящий, установивший Завет, заботливый, водительствующий и спасающий, который уже вашим предкам явил доказательство Своей действенной Любви. Можно ли требовать от Него большего? Неужели надо было еще выспрашивать имя — имя, совлекающее покровы с Сущего, непроизносимое и вызывающее страх и трепет? И вы только полюбуйтесь на изворотливость Моисея, который хочет выиграть время и заручиться кое-какими гарантиями… «И сказал Моисей Богу: вот, я приду к сыновьям Израилевым» (по приказу, полученному им от Бога) «и скажу им: "Бог отцов ваших послал меня к вам"» (Исх 3: 13). Бог отцов ваших, Бог, пославший меня, который есть забота и Провидение: вот истинное имя, и, вероятно, задавленный народ мог бы удовольствоваться сказанным. Однако Моисей напускает на себя встревоженный вид, да, несомненно, он и впрямь встревожен: «А они скажут мне: "как Ему имя?" Что сказать мне им?» (ИсхЗ: 13). Тут Моисей получает ответ, разъясняющий имя, по-видимому, связанное с «Элохим» в книге Бытия (2: 4): «… когда Господь Бог создал землю и небо»: YHWH Ebhim. YHWH без прочих добавлений впервые появляется в рассказе о прогрешении человека в главе 4 (4: 1), в молитве Евы при рождении Каина. «Что сказать мне им?» — Бог сказал Моисею: «Я есмь сущий…» И добавил: «Так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам… Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам» (Исх. 3: 14–15). Имя, которое Бог хочет, чтобы оно у него было, — это имя Завета в памяти людей: Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, Бог, который любит вас, Бог — забота о вас и провидение для вас; но раз уж ты настаиваешь, то вот тебе имя, с которым покамест тебе нечего делать: Я — Сущий. Тот, Кто зовется: Сущий. Единственный, Кто может сказать: Сущий, без всяких дополнений; Тот, Чье бытие — не дополнение, а подлежащее, единственное подлежащее. Тот, Кто пребывает в Себе, тот, кто есть «Я», абсолютный субъект абсолютного «Бытия», Тот, Кто есть

bereshit, в начале, есть начало, предшествование, нездешность. Всё. Творящий, Говорящий, после чего есть всё сущее, Судящий, Кто говорит, что вторичное бытие есть благо в будущем; Тот, Кто дал миру всё: бытие, свободу, судьбу; Кто печется о судьбе этих проявлений сознания, жертв и страдальцев скверного применения своей свободы; именно Он и есть Господь, по имени Сущий, Тот, Кто зовется Сущий. Я пребываю вечно. Вечным он зовется[175]

. Его имя превосходит любое разумение. Таково имя, которое вмещает и постигает только тот, Кто зовется Сущим. Для того, чтобы вместить его. не хватило бы всей Вселенной. Сущего вмещает только Сущий.

* * *

Существуют, таким образом, два способа бытия: один — знакомый нам, наш — и этот другой, едва различимый, едва вообразимый, слабо ощутимый, когда к нам обращается Бог. Этот способ бытия в лучшем случае дан нам навсегда только в созерцании. Полностью чуждым — вот каким он предстает нам и всему окружающему нас, всему тому, что ведомо нам в прошлом, настоящем и будущем: таким он предстает, таким и пребудет.

Я сотворен, я возник во времени… я нахожусь между двух зияний: предшествования и того, к которому меня толкает временная протяженность моего бытия, которая выглядит точно моя материальная оболочка. В конце концов, статус сотворенного — превосходный статус. Для меня, как существа конечного, равно как и для всех окружающих меня конечных существ, это — наилучший и единственный гарант свободы; для мира же, для великой совокупности космических явлений, среди которых пребываю и я, это — единственный, наилучший гарант полноценности доподлинного существования.

Быть сотворенным — это единственная возможность доподлинного бытия для любого, кто не есть сущий в себе.

Что я — не сущий в себе, что я не представляю собой всеохватность бытия, не может вызывать сомнения ни у меня, ни у кого-либо еще, поскольку еще до наступления смерти, о которой мне ничего не известно, если не считать того, что она вызывает у меня неодолимый страх, я поднялся из той зияющей пропасти предсуществования, вышел из той несказанности, которая наводит куда больший страх, чем невыразимость того, что наступит после.