Во имя государства (сборник)

Но самое страшное случилось в день Пяти Гусениц. В этот день в Лицее Белого Бужвы принимают Белый Экзамен, и императорский наставник был в числе экзаменаторов. Не успел Андарз войти в залу, как один из лицеистов, мальчик четырнадцати лет по имени Лахар, заявил, что он и его товарищи, будущие опоры порядка и справедливости, клялись жить в тростниковых стенах и принести свою жизнь в жертву народу и что они отказываются сдавать экзамены взяточнику, сочинителю похабных песен и гнусному развратнику, который пьет кровь и мозг народа. Этот мальчик Лахар был во главе «Общества Тростниковых Стен», к которому добровольно присоединились все лицеисты, а которые не присоединились добровольно – тех защипали и запугали. Андарз удалился: а лицеисты, сдав экзамен, вытащили из библиотеки его книги, сорвали со стен подаренные им свитки и сожгли все это во дворе. «Не беда, – сказал Андарз, услышав о костре: стихи – это то, что остается после того, как сожгут книги».

Поразмыслив надо этакими событиями, первый министр Ишнайя надел на шею веревку, посыпал голову пеплом и явился в управу Нарая, держа в руке список неправд, учиненных им в государственных закромах. Он сказал, что жил как вредный дикобраз и сосал кровь народа и ел его костный мозг, и что он раскаивается в своих преступлениях. Советник Нарай обнял его и сказал, что нет ничего слаще раскаяния в своих грехах и что когда Нарай видит, как люди сами признают свои грехах, это доставляет ему больше удовольствия, чем когда из них вытаскивают эти признания раскаленным крюком. У Ишнайи полегчало на душе, но все-таки явился с веревкой на шее даже в Залу Ста Полей, доставив живейшее удовольствие государю. После этого многие чиновники стали приходить к Нараю с веревками на шее и приносили списки своих грехов, не дожидаясь, пока из них вытащат их грехи крюком и плетью, – и не было дня, чтобы кому-нибудь не взбрело в голову каяться во дворце перед управой Нарая.

Между тем лицеисты Белого Бужвы, будущие чиновники пятнадцати лет, прогуливали занятия, чтобы ходить по городу и наблюдать за нравственностью. Под предводительством Лахара мальчики врывались в дома и выслушивали жалобы бедных людей. Вскоре они стали создавать свои отряды в обычных школах и даже среди уличных детей. Теперь часто на улицах столицы можно было видеть колонны детей. В одной руке дети держали ветку, а другую обматывали желтой шелковой лентой со словами «Благополучие государства», и родители их умилялись, видя, какой порядок соблюдают вчерашние сорванцы и с какой радостью бегут поутру в школу. Родители качали головами и говорили: «Наверное, нам уже не увидеть счастливых дней, а эти дети будут жить, как в раю». Эти дети останавливали любого и жестоко били его, если не видели нашейной бирки об уплате налога, – согласно новому указу, каждый человек должен был обзавестись такой биркой, – или находили на нем игральные кости. Они входили в лавки, требовали лицензию и расходные книги и, проверив их, пороли хозяина, если обнаруживали какую-то неточность. Так как лицеисты еще не были чиновниками, они не имели права арестовывать и наказывать. Поэтому они предлагали хозяину: «Попроси-ка нас, чтобы мы тебя выпороли». Лавочник, ошалевший от страха, падал на колени и прямо-таки умолял о таком одолжении.

Андарза в городе всегда считали колдуном, но теперь слухи о колдовстве Андарза стали с каким-то нехорошим душком, который обыкновенно идет от слухов, распространяемых казенными соглядатаями: кукольники больше не рассказывали, как Андарз наслал чуму на вражеское войско, а рассказывали вместо этого, как Андарз гадал о победе на печени невинного ребенка; прошел также слух, что Андарз отдал собранные для войны в Хабарте средства осуйским банкирам, в рост, – оттого-то, а не от государственной скупости испытывали его армии нужду в деньгах.

Пьяный ложкарь по прозвищу Кривой Клен пел одну из песен Андарза, – дети поймали его и защипали почти до смерти; кукольник в день Лисы вздумал представить пьесу о победах в Хабарте, – дети разогнали зрителей, поломали руки кукольнику и куклам, а главную куклу, изображающую Андарза, проволокли по улицам и повесили на воротах Андарзова дворца.

* * *

Шаваш вновь перебрался в дом Андарза со всеми своими пожитками: матрасиком и хомячком Дуней. Его встретили как своего, и старый солдат Хатти соорудил для Дуни красивую клеточку из бамбуковых стеблей, покрытых синим лаком и скрепленных бронзовыми колечками. Весь дом облачился в траур по казненному Хамавну, и слуги плакали и ругались, беспокоясь за свою будущую судьбу. На улице их часто встречали улюлюканьем.

Через три дня после казни государь вызвал Андарза во дворец и сказал:

– Приказываю вам собрать армию и разгромить наглых варваров! Только вы обладаете необходимым дарованием!

Андарз упал на колени и стал целовать сапожки государя. Но тут вмешался Нарай: