Во имя Ишмаэля

Итало Фольезе умылся, лег в кровать. Было поздно. Когда он засыпал, в памяти у него возник образ жены, в ощущении покоя без боли, как белый труп женщины, всплывший на поверхность темной воды.

Телефон уже звонил, когда он внезапно проснулся. Пять часов утра. Он промычал что-то в трубку, его охватило уныние: было холодно, снаружи все еще шел дождь — он ясно это чувствовал, несмотря на то, что окно было закрыто, — когда ему вдруг сказали, что его хотят срочно видеть, и объяснили где. Это был Ишмаэль. Это были люди Ишмаэля. То, что он еще нужен Ишмаэлю — еще раз, после приказа доставить в «Джорно» и самому Маттеи известие о том, что Ишмаэль уже в Италии, — наполнило его странной, лихорадочной силой. Он поспешно кое-как оделся. Через несколько минут после телефонного звонка он уже выходил на улицу.

Сел в машину. Только что кончился дождь. Открывая дверцу, он почувствовал на ногтях смог, пропитанный водой, темную кашицу на поверхности. Стекло быстро запотело.

Он свернул на площадь Мачакини. Поехал по новому шоссе по направлению в Падерно Дуньяно. Была половина шестого. Город был призрачным, его пронизывали потоки освещенного воздуха под полукружиями фонарей. Слышно было, как шипит электричество при контакте с влагой между проводами над окружной дорогой. Он покинул Милан под покровом темноты.

Въехал в Падерно Дуньяно.

Увидел центральную площадь, повернул налево, следуя указателю. Ему не потребовалось много усилий, чтобы вспомнить дорогу. Казалось, он как будто ощущает сладкую струю аромата травы и мяты, сидя внутри кабины. Он как будто слышал, как растет борода на исхудалых, морщинистых щеках. Кожа резко грубела, как у толстокожего животного; это результат времени — то, во что она превратилась.

Он проехал первую из двух площадей, которые ему назвали по телефону.

На второй остановился. Увидел маленькую улочку, уходящую налево, проехал ее до конца. Ворота трубной фабрики, согласно инструкциям. Двое из людей Ишмаэля прятались под фонарем — худые темные фигуры, кожа, побелевшая от неонового света, как гипсовые статуи или мудрецы-стоики, — что-то очень-очень древнее и смутно угрожающее. Фольезе вышел из машины, оглядев пятна ржавчины на дверце, под окном. Под мышкой он сжимал связанный в пачку отчет для Ишмаэля.

Улыбаясь, подошел к тем двоим.

Протянул руку, пожал руки обоим, отдал отчет с улыбкой бесполезного лукавства. Почувствовал, что от улицы исходит какая-то раздражительность, как будто место может испытывать эмоции, ощущения.

Упомянул о расписании, решил спросить, есть ли новое задание. Ему задали вопросы о Монторси, он рассказал им все, что знал, и был изумлен, когда человек справа сделал первый выстрел из пистолета. Он скользнул назад, услышал за спиной неясный звук — его лицо выражало любопытство и неподдельное удивление, пока он падал. Затем последовал второй выстрел — далекое эхо мира, который ему больше уже не принадлежал, а потом раздался третий выстрел, и шарканье шагов, и запах мокрого асфальта, и еще одна, новая волна запаха мяты — и безразличия.

Инспектор Гвидо Лопес

МИЛАН

25 МАРТА 2001 ГОДА

08:50

Прекрасный дух, представший нам тогда,Шел в белых ризах, и глаза светили,Как трепетная на заре звезда.Данте Алигьери. «Чистилище»

Ночь была ослепительной, и следующий день будет еще более ослепительным.