Во имя Ишмаэля

Он нашел коробку, на которой Маттеи начертил ровным почерком:«1949–1950». Начал быстро перебирать фотографии. У него болели подушечки пальцев, его раздражали неровные края фотографий. Голос шефа по телефону в коридоре становился все более дрожащим.

Фотография была зарыта в середине коробки. Ему вдруг показалось, что это не то же самое изображение, что было напечатано в «Коррьере», то, о котором они с Фольезе разговаривали в редакции накануне вечером. Это было шире. На нем все было лучше видно. Однако здесь не было других людей — кроме тех, узнанных или неузнанных, — что фигурировали на фотографии в газете. Он резко перевернул карточку. Увидел сделанную острым, правильным почерком Маттеи запись: Милан. 11 февраля 1949 года. На церемонии, посвященной мученикам-партизанам на поле Джуриати. Рядом со мной: Лонго, Пайетта, Анноне, мэр Греппи. Сзади: Рекалькати и Арле, бывшие товарищи по добровольным формированиям.

Он остался стоять молча, среди острого запаха нафталина, и свет, казалось, погас. За Маттеи стоял Арле. Старый товарищ по партизанской борьбе. Человек Ишмаэля, на которого намекал Фольезе в своем рапорте, — это был Арле. Это было недостающее звено. Он его нашел. Прежде чем Ишмаэль поймал его, Давид Монторси поймал Ишмаэля.

В эту минуту на пороге появился шеф — с восковым лицом, с щеками, подернутыми нездоровой краснотой. Напряженная, тяжелая тишина. Нельзя было разобрать, идет ли речь о начале или о конце. Монторси улыбнулся и в сумеречном свете показал ему фотографию. Он сидел на корточках с черно-белым изображением, зажатым между большим и указательным пальцем, и, улыбаясь, сказал:

— Дело сделано, шеф. Он у нас в руках. Дело сделано.

Шеф молчал, потом вдруг обвалился сам в себя, плечи опустились, ему с трудом удавалось высоко держать голову:

— Ничегошеньки не сделано, Давид. Все кончено. Завтра меня вызывают на совещание к высшему руководству. У нас отобрали полномочия по этому расследованию. Я должен ехать в Рим. Меня переводят. Это на сто процентов.

И он повернулся, не оставляя времени ни выслушать, ни ответить, и ушел, находясь вне какого-либо возможного ответа.

Монторси с погасшей улыбкой остался сидеть на корточках. Он оставался там еще несколько минут, ни о чем в отдельности не думая, опустошенный, свободный от какой-либо воли или безволия. Он скользнул взглядом по неузнаваемому лицу Арле позади древнего, серо-черного лика улыбающегося Маттеи. Новые хозяева убрали Хозяина. Вот суть истории, истории об истории. Все рушилось. Все менялось. Он засунул фотографию во внутренний карман, поставил на место, в геометрическом порядке, одну на другую, коробки с фотографиями, закрыл их в их гробнице из тени и нафталина.

Инспектор Гвидо Лопес

БРЮССЕЛЬ

26 МАРТА 2001 ГОДА

16:00

— Мы редкостные идиоты, — сказал Стрельски. — Тупые полицейские.

— Мы задницы, — спокойно согласился Флинн.

Джон Ле Карре. «Ночной портье»

Карл М. был метрах в сорока впереди него. Лопес запер «BMW» и попытался ускорить шаги. Один из служащих, стоявших перед входом, двинулся ему навстречу. Он сделал вид, что ничего не происходит. Карл М. шел торопливо, нервно. Лопес поглядел на старика на скамейке: тот, в свою очередь, глядел на него.

Карл М. свернул направо. Лопес проследовал тем же маршрутом. Направо. Карл М. остановился в двадцати метрах впереди, приложил к уху телефон. Лопес повернулся к витрине. На тротуаре — множество людей. Движение все гуще. Карл М. кивал. Разводил руками. Потом замолчал, чтобы послушать, что ему говорят по телефону. Лопес стоял позади него, отделенный одной витриной. Немец поворачивался туда-сюда, сосредоточенный на разговоре. Он посмотрел на часы. Поговорил еще несколько минут. Выключил телефон. Двинулся дальше. Лопес — следом. Тридцать метров, не больше. Карл М. должен был повернуть налево: его дом находился на параллельной рю. Он же пошел направо. Значит, не домой.

Полицейский участок. Лопес подумал, что тот войдет и заявит о краже ежедневника. Но он этого не сделал. Он пошел дальше — по плавному спуску, где запрещен был проезд автомобилей. Лопес отпустил его на сорок метров вперед.

Направо. Прямо.