– Думаю, мы все сделали совсем не так, – сказал он со вздохом.
Совершенно сбитая с толку, Пен нахмурилась.
– Ты хочешь сказать, что должен был напоить меня до того, как лечь со мной в постель, а не после этого? – осведомилась она.
Тут губы Кэмдена вдруг дрогнули в улыбке, и он, покачав головой, ответил:
– Нет-нет.
– Тогда что ты хочешь сказать?
Кэм указал на стоявшие перед камином кресла.
– Я хочу сказать, моя дорогая жена, что нам нужно поговорить.
Глава 20
Пен смотрела на мужа настороженно, но, во всяком случае, она готова была его выслушать. И теперь, сидя в кресле, она выглядела точно богиня, несколько минут назад страстно и чувственно занимавшаяся любовью. Ее черные волосы рассыпались по плечам, а голубой пеньюар, скроенный на манер греческой туники, выгодно подчеркивал все изгибы тела.
В отсветах камина Кэмден заметил багровую отметину на ключице жены. Совсем рядом с тем местом, где отчаянно трепетал пульс. Отметина свидетельствовала, что отныне эта женщина принадлежит ему. По телу Кэмдена прокатилась волна желания, однако он справился с порывом. Ведь один раз он уже попытался попытать счастья – и к чему это привело? Терзаемый чувством вины, Кэм вспомнил перепачканные кровью бедра Пен. А крик, сорвавшийся с ее губ в тот момент, когда он слишком уж резко вошел в нее, до сих пор звучал у него в ушах.
Пенелопа же смотрела на мужа так, словно ожидала нападения.
– Я уже сказала, что не хочу обсуждать твои предположения, – заявила она.
Кэм невольно поморщился и пробормотал:
– Очень жаль. Но мы все равно должны поговорить.
Пен одарила мужа гневным взглядом.
– Полагаю, ты снова собираешься извиняться.
Кэмден подвинул кресло к камину и сделал глоток из своего бокала. Однако вкус вина не шел ни в какое сравнение со вкусом поцелуев Пен. «Но как же столь прекрасная и чувственная женщина умудрилась так долго оставаться девственницей?» – мысленно удивлялся герцог.
– А тебе станет от этого легче? – спросил он.
– Наверное, нет, – ответила Пен.
Кэмден снова поморщился и со вздохом сказал:
– Тебя не было в Англии очень долго.
– Какое отношение это имеет к тому, что произошло?
Кэмден снова помолчал. Потом тихо сказал:
– Видишь ли, в Лондоне о тебе ходили сплетни… – О Господи, как бы ему хотелось относиться к досужим домыслам столь же спокойно, как все Торны.
Пенелопа с невозмутимым видом пожала плечами.
– Да, до меня время от времени доходили кое-какие слухи… В письмах, в которых говорилось о каких-то якобы совершенных мною… поступках. Но какое обществу до меня дело? Ведь у меня даже не было первого сезона.
– Именно это и не дает людям покоя. Потому что ты – загадка. Девушка из благородной семьи, которая скандально предпочла отправиться на континент вместо того, чтобы стать дебютанткой и найти себе мужа. К тому же из-за расточительства Питера и распутства Гарри имя Торнов долгое время не сходило с уст великосветских сплетниц. А твои выходки лишь подливали масла в огонь.
Пенелопа сделала глоток вина.
– Не было никаких выходок.
Кэмден внимательно посмотрел на жену.
– А как насчет гарема турецкого паши?
– А что насчет него? – На лице Пен отразилось удивление.
На протяжении многих лет рассказы о заморских приключениях Пенелопы вызывали у Кэмдена досаду и любопытство. Когда же он увидел ее снова, эти рассказы превратились в настоящую пытку.
– Не пытайся обратить все в шутку, Пен.
– А я и не пытаюсь. В гареме женщина находится в большей безопасности, нежели в монастыре. Ведь гарем – это дамская территория, и вход туда запрещен всем, – если не считать султана и охраняющих ее евнухов.
– Ну, а как насчет твоего романа с графом Розарио?
Романа, которого, как теперь стало ясно, в действительности не было.
Во взгляде Пен вспыхнуло что-то похожее на гнев.
– Но ведь графу – семьдесят! Если он все еще жив…
– Однако вы путешествовали вместе на протяжении нескольких недель, не так ли?
– Да, верно. Я присоединилась к группе ученых, чтобы посмотреть на раскопки близ поместья Розарио под Палермо. Погода была отвратительная, а граф оказался настолько любезен, что предложил мне место в своем экипаже. Из-за артрита он перестал ездить верхом.
Кэмден с облегчением вздохнул. Как же мучили его мысли о графе! А теперь в его воображении граф представился страдающим от старческих заболеваний книжным червем…
– А как насчет принца Кастродольфо? Он-то молод… И говорят, ты провела с ним ночь.
Раздражение на лице Пен сменилось весельем.
– Что ж, тринадцатилетнего принца вполне можно считать молодым. Но он всецело погружен в чтение книг. Его мать даже опасается, что у него возникнут трудности с появлением наследника, если ей не удастся пробудить у сына интерес к противоположному полу.
– Но что скажешь насчет Гойи? Молва гласит, что он писал твой портрет, когда ты была одета в то, в чем могут представать друг перед другом лишь очень близкие люди.
Что означало – совсем без одежды. При мысли о том, что другой мужчина касался взглядом или какими-либо частями тела наготы Пен, Кэмдена охватывала ярость, и он мысленно твердил: «Моя, моя, моя»…
На щеках Пенелопы проступил румянец.