Во имя любви

— Какой же ты… Как ребенок. Знаешь, Степка, в тебе сейчас говорит ревность. Ты никак не можешь простить Богдану, что я выбрала его. Разве не так?

— Да, может, ты и права. Но ведь и вправду… Я просто не понимаю, не могу понять, почему ты, честная, красивая, молодая цыганка, выбрала такого бандита, как Рыч.

— Я далеко не такая хорошая, как ты обо мне думаешь. И если бы ты знал обо мне все, возможно, и говорить со мной бы не стал.

— Что ты, что ты? Нет, — заговорил Степан с прежней горячностью. — Нет.

Не наговаривай на себя, Люцита. Да что бы ты ни сделала, я никогда не отвернулся бы от тебя.

— Вот видишь, как все получается. Ты от меня не отказался бы?

— Нет!

— Вот и я никогда не откажусь от Богдана. Для меня он мой единственный.

И поверь, он очень раскаивается в том, что успел наделать плохого.

Степан отвернулся от Люциты. Она подошла к нему поближе.

— Поэтому, Степочка, если ты хочешь быть мне другом, то должен смириться с тем, что я выбрала не тебя. Обещаешь?

— Обещаю! — сказал он с тяжелым вздохом.

* * *

С ужасом следила Кармелита за тем, куда везет ее Форс. А добрый "дядя Леня" направился прямиком ко входу в катакомбы, тому самому, из которого она убегала.

Господи! Неужели сейчас все повторится?

Машина остановилась. Форс вышел, открыл Дверь, галантно протянул Кармелите руку. Что же делать? Может, забиться в истерике, оттолкнуть его, попробовать убежать? Но Леонид Вячеславович посмотрел на нее своим знаменитым удавьим взглядом.

И Кармелита вышла из машины, опершись на его руку. И пошла вместе с ним в катакомбы. В темноте Форс достал из тайника фонарь, зажег его.

— Зачем вы привели меня сюда? — спросила Кармелита.

— Чтоб спокойно поговорить.

— А других мест, значит, нету?

— Нету. Здесь же нам точно никто не помешает.

— А я не хочу с вами…

— А я хочу. Хочу с тобой поговорить. И потом, это место должно оживить твою память.

— И я понимаю, зачем вам это нужно. Только, может быть, хватит уже меня мучить? Я, кажется, все сделала, как вы хотели, сказала про вас и про Рыча… так как вы хотели. И вы оставьте меня в покое…

— Оставить в покое? Да? А зачем ты приходила в милицию? Зачем?

— Чтобы правду сказать.

— Правду… И это ты называешь "все сделала, как вы хотели". Ты считаешь, это мудро?

— Нет, наверно. Но я не могу больше врать.

— Придется. Или хочешь, чтобы все повторилось? — прошипел Форс ей в лицо. — Учти, мне терять нечего! Я готов пойти до конца! Можешь представить, каким будет этот конец? К тому же ты, наверное, уже поняла, что мне удается выйти сухим из любой ситуации?

Кармелита испуганно посмотрела на Удава. Да, все возвращается.

— Но зачем? Почему, почему именно я? Бедная девушка, она сказала фразу, которую так любят все шантажисты, — "почему именно я?". Эти слова означают, что собеседник сломлен.

Но Кармелита еще пыталась сопротивляться:

— Хотите опять приняться за старое? Вас же посадят… Лучше бы внуком будущим занялись.

— Не морочь мне голову. Лучше рассказывай, что ты там собиралась поведать милиции.

— Я всего лишь хотела сказать, что Рыч — никакой не Удав…

— То есть все поперек тому, что тебе наказывали! И тем самым подписать смертный приговор себе и Максиму? Умно!

— Может быть, и глупо. Но… Вы не понимаете… Пока дело касалось меня и Максима, я молчала… но теперь… Теперь…

— Что же изменилось? Что "теперь"?

— То, что страдает невиновный.

Форс патетически воздел руки к небесам, потом приложил правую руку к сердцу.

— Это кто же тут "невиновный"? Кто, интересно мне узнать. Невиновных людей, девочка моя, не бывает. Это я тебе как юрист говорю. А уж Рыч-то невиновный? Смешно слышать. Ему надо было поменьше ножами тыкать в разные стороны…

— Рыч искупил свою вину, — возразила Кармелита.

Странное дело, еще минуту назад она как будто была совсем раздавлена. И вот воспрянула духом. И глаза загорелись упрямым огоньком, который не потушишь. Вот что значит баронское воспитание!

Форс с уважением посмотрел на девушку. Он всегда презирал трусливую мразь и уважал сильных противников.

— Ну-ну, не упрямься. Это по вашим, по цыганским, законам Рыч, может быть, что-то и искупил. Не знаю, я незнаком с цыганским кодексом. А вот по уголовному кодексу он будет искупать свою вину еще лет пятнадцать. — Форс нагло улыбнулся, глядя в глаза Кармелите. — Пойми, я хочу тебе добра.

Наслаждайся жизнью вместе со своим женихом. Выходи замуж, рожай детей… И забудь ты про этого Рыча, что он тебе дался. В конце концов, рядом с тобой одним дураком меньше станет. По-моему, он честно заслужил свой урок, свой срок.

— Возможно, что и заслужил. Вот только он не Удав.

— Ну дался тебе этот Удав! Подходи к жизни метафизически, если ты знаешь, что это такое… Удав — это так, некий символ, функция, интеллектуальная монада. Понимаешь?

— Нет.

— Ладно. Объясняю по-простому. Рыч украл золото цыган, покушался на жизнь Максима, тебе этого мало?

Кармелита сорвалась на крик:

— Вас это не касается!

Уважение уважением, но Форс начал терять терпение:

— Ты меня уже раздражаешь. Твоя задача сейчас — сохранить жизнь себе и твоему будущему мужу. Все! Других задач в твоей жизни ч не вижу!