Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века

Войдя в узкую, неудобную гавань, где кораблю было трудно повернуться, Дюмон-Дюрвиль отправился в шлюпке на берег, взяв с собой множество подарков. Но островитяне приняли его равнодушно и неприветливо. Они неохотно подходили к белым и без всякой радости брали щедрые подарки. Дюмон-Дюрвиль увидел у них множество топоров, бус, гвоздей и понял, что капитан Диллон тоже проявил здесь исключительную щедрость и этим сбил цену европейским товарам.

Островитяне отлично понимали Гемблтона, но избегали с ним разговаривать. В первый день ему удалось узнать только одно: что туземцы называют свой остров Ваникоро. И это всё. Если у кого-нибудь развязывался язык и он под влиянием подарков начинал отвечать на вопросы Гемблтона, другие туземцы подхватывали болтуна на руки и утаскивали в лес. Это было похоже на какой-то заговор молчания. Гемблтон был поражен такой скрытностью. Он утверждал, что жители Новых Гебрид, ничем не отличающиеся от жителей Ваникоро, народ очень разговорчивый. Но на другой день ему удалось выведать причину странной молчаливости островитян.

— Диллон сказал им, что сюда приедет много белых, чтобы отомстить за своих родственников, которые долго жили на острове, и посоветовал дикарям держать язык за зубами, — объяснил он Дюмон-Дюрвилю.

— Они, очевидно, неважно обходились со спутниками Лаперуза, если так боятся мести, — заметил Дюмон-Дюрвиль.

Впрочем, это молчание доказывало, что Лаперуз действительно потерпел крушение у этих берегов. В тот же день Дюмон-Дюрвилю удалось найти другое доказательство. Гуляя со своими офицерами по берегу и отойдя на милю от бухты, он нашел в высокой траве большой медный колокол отличной европейской работы. Колокол был измят, словно его долго били камнями, чтобы расколоть на части. Один из молодых офицеров прочел внутри колокола надпись: «Фрегат „Буссоль“, 1785».

По приказу Дюмон-Дюрвиля двадцать матросов с величайшим трудом втащили колокол в шлюпку и отвезли на корабль. Дюмон-Дюрвиль старался понять, каким образом могли островитяне вытащить из моря и вкатить на берег такую тяжесть. Их, очевидно, прельстил блестящий металл, из которого был сделан колокол. Им хотелось разбить свою находку на части, но это не удалось, и они бросили ее.

А между тем Гемблтон рыскал по всему острову, из деревушки в деревушку, стараясь выведать хоть что-нибудь. Такое усердие очень тронуло Дюмон-Дюрвиля, и он стал лучше относиться к молодому англичанину. Через несколько дней Гемблтон привез на корабль старого островитянина.

— Это Моэмб, один из главных здешних вождей, — сказал Гемблтон капитану. — Он обещал рассказать нам всю правду, если мы дадим ему три туаза [87] красного сукна.

— Руж, — прошамкал старик.

«Руж» в переводе с французского значит «красный».

— Он был близок с погибшими моряками Лаперуза, — объяснил Гемблтон, — и знает несколько французских слов.

— Дать ему пять туазов! — закричал Дюмон-Дюрвиль. — Пятнадцать! Двадцать пять! Только пусть он рассказывает. Я награжу его так, что он купит весь этот остров со всем, что на нем находится.

И старик начал рассказывать. Гемблтон переводил его слова.

— Я был мальчиком, — сказал старик, — когда однажды ночью мы услышали страшный грохот, доносившийся с моря. Вся наша деревня выбежала на берег. Мы слышали голоса людей и видели над водой огни. Дул сильный ветер, волны были выше пальм. К берегу подплыла лодка, полная белых людей. Они развели на берегу костер, но мы к ним не подходили. Волны принесли на берег очень много мертвых. Мы снимали с мертвых сукно и длинные железные ножи.

Когда рассвело, мы увидели среди подводных камней, окружающих остров, три мачты вроде ваших. Они торчали прямо из воды. А дальше от берега мы увидели еще три мачты. На всех мачтах было много живых людей, привязанных веревками. Буря стала слабее, и белые, которые были на берегу, сели в лодку и поплыли снимать своих товарищей с мачт. Они привезли их на берег, но те не могли ни стоять, ни сидеть, а только лежали.

— Сколько же человек спаслось? — спросил Дюмон-Дюрвиль.

— Много, очень много, — ответил старик. — Но мертвых было еще больше. Мы сняли с мертвых очень много материи и хотели снять с живых. Но живые стали бросать в нас огнем из ружей, и мы убежали. Потом наступил мир. Я был другом белых и научил их говорить по-нашему. Когда больные выздоровели, белые стали строить большую лодку. Они строили ее два года и жаловались, что у них нет железных топоров. Когда лодка была готова, в ней поместилась только половина белых, и то там было тесно. Лодка та была как ваш корабль, с парусами и мачтами, но гораздо меньше. Те, кто поместился в лодку, обещали остающимся прислать за ними большой корабль. Они уплыли и больше не приезжали.

— А в какую сторону поплыла лодка? — спросил Дюмон-Дюрвиль.

— А вон туда! — Старик махнул рукой на северо-восток.