Читаем Водка как нечто большее полностью

Как сможет он, даря бутылку, объяснить и описать то, как, когда, из чего, с кем и с чем её надо распить? Как объяснить, что при этом надо говорить и что делать. Подарит он её, а тот, кому она досталась, откроет её тёплую, нальёт в стакан, из которого обычно пьёт виски или джин с тоником, понюхает, весь сморщится, глотнёт, скривится ещё сильнее и убедится, что водка – это кошмар, а русские как минимум странные и непостижимые люди. В лучшем случае смешает он водочку с каким-нибудь соком да и замучает. Или поставит бутылку среди привезённых из других стран сувениров и будет аккуратно, по-европейски стирать с неё пыль.

А если нашему человеку доведётся все же привезённую бутылку с иноземцем распить, то что он сможет на чужбине? Разве сможет он накрыть правильный стол, найти правильную закусочку да так, чтобы никто не помешал? Максимум сможет он договориться в баре или в кафе, чтобы остудили водку, дали более-менее подходящие рюмки и позволили выпить свою бутылочку. Будет он в процессе всё время пытаться объяснить, что хлеб должен быть другой, что анчоус – это не то, что сардины – не такие и что надо бы селёдочки… будет сокрушаться, что лук должен быть не такой сладкий, а маринованный корнишон – это вовсе даже не солёный бочковой огурец. Картошка фри не заменит рассыпчатой варёной картошечки, а испанский хамон не заменит кусочек сала с прожилками, прозрачной шкуркой и запахом чесночка.

Поймёт человек наш, что зря он затеял презентацию родимой водки в знойный вечер у моря под пальмами или кипарисом, осознает, что водка, как он её знает и любит, требует не отдельных деталей и элементов, а всей могучей родной географии, с воздухом, запахами, пейзажем, с широтой и долготой.

С удивлением поймёт он, что не может быть понята водка, как он сам её понимает, в отрыве от всего того, где эта самая водка была придумана и где её сделали.

Разве заменит в Испании холодный гаспачо в жаркий воскресный полдень холодную окрошечку на остром домашнем квасе со сметанкой, горчичкой, телятинкой или язычком… да хоть с докторской колбаской… с зелёным лучком и прочей зеленью, чёрным хлебушком… А под неё ледяная водочка! А потом безмятежный послеобеденный воскресный сон… Разве можно сон этот сравнить с сиестой?

Разве можно выпить водки под французский хвалёный буйабес, пусть даже по самому старому и верному рецепту? Водку надо под уху! Под ушицу! Прозрачную, золотистую, с кусками окушка, судачка, щучки или, если бог послал, осетринки.

Самые шикарные креветки, лангустины, омары… Как они могут быть закуской к водке? Разве сравнить их со сваренными в простом рассоле, с укропчиком, или в молоке раками, которых привёз с озёр кум, брат, сват или просто сосед, да прям в ведре и сварил? Сначала, правда, с этими раками пьётся пиво… Но потом, конечно, водочка.

Никакая итальянская паста, никакие спагетти карбонара или болоньезе не годятся. Если под водку макароны – то только макароны по-флотски!

В меню Италии, Испании, Франции, Греции, да хоть Болгарии не отыщете вы салата, чтобы закусить первую в трапезе рюмочку. Где есть, в какой стране можно найти «оливье», «столичный», «мимозу», «селёдку под шубой»? Под названием же «винегрет» вам во Франции подадут такое, что не то что водки – воды не захочется.

Тепличные шампиньоны можно есть так, сяк и даже в сыром виде, но их не засолить, как грузди, опята, волнушки или рыжики. Их можно запечь или пожарить… Но разве то, что из них получится, будет пригодно для того, чтобы после леса и бани выпить водочки? После леса и бани нужна жареная грибная смесь, где вместе на чёрной сковороде сошлись лисички, свинушки, подосиновики, моховики и даже хрупкие сыроежки.

Никакая иная география, кроме нашей, не годится для выпивания водки в её исконном, изначальном и первородном виде.

Кто-то скажет, что шведы и финны делают отличную водку. И селёдка у них есть, и лосося они солят, коптят и вялят замечательно. И суп с этим лососем у них превосходный… И выпить, говорят, эти викинги не дураки. Да, всё так!.. А поговорить??? Как поговорить с ними за водочкой? Никто из них в погранвойсках или в десанте не служил.

Вся наша география, все наши озёра, моря, реки, степи, горы, сады и огороды – всё только и родит то, что необходимо для того, чтобы послужить закуской, застольем, трапезой с водочкой.

В наших пределах не растут оливки, артишоки, не выращивают у нас широко и не привыкли мы пока, не приспособили к водке спаржу, фенхель, кольраби, савойскую и брюссельскую капусту, а также лук-порей и прочий сельдерей. Нет в наших водоёмах сибаса, дорады, марлинов, тунца, осьминогов, омаров и устриц. Ни в Волге, ни в Каме, ни в Амуре не сыщете вы ни одного кальмара. Зато хрустящего, зажаристого карасика вам предоставят где угодно – и на Кубани, и в Карелии. Строганину из мороженого муксуна вы отведаете от Урала до Забайкалья. Раки – в Поволжье и на Дону, хариус – в Сибири, грузди, опята, маслята – везде.

Не йогурт, не сливки, а сметана!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза